Субботними вечерами вестибюль гостиницы заполняли состоятельные доминиканцы — худощавые мужчины в свободных костюмах с подкладными плечами и их упитанные дамы с цветами в волосах, в узких юбках и блузках с драпировкой на пышной груди. Они приезжали, чтобы потанцевать на свежем воздухе во дворе гостиницы.
Я стояла в вестибюле в полном одиночестве, от смущения делая вид, что наблюдаю за житейской суетой. Заметив стоявшего неподалеку хорошо мне знакомого посла X., я страшно обрадовалась и энергично замахала ему. Осклабившись, он подошел поздороваться со мной:
— Ага, ты ходишь здесь! А ты говоришь, что не ходишь!
Тут к нам подплыла сеньора Феррати в роскошном цветастом платье. Посол склонился к ее руке, приговаривая:
— Моя жена тоже где-то здесь. А, вы знакомы с сеньоритой! Она учит меня английскому. Прошу вас и сеньора Феррати присоединиться к нам с женой во дворе гостиницы.
Сеньора Феррати пообещала присоединиться, но попозже, и решительно повела меня в дамскую комнату с зеркальными стенами и розовыми неоновыми лампами. Мы сели на обитые бежевой кожей скамеечки и стали держать совет.
— Сеньорита, милая, ты нипочем не догадаешься. Сеньора Лопес, которая тоже играла в канасту, знает чету Агирра с незапамятных времен; короче, дорогая, у него есть жена и две взрослые дочки.
— Знаю. Я же вам утром сама сказала, что он, скорее всего, женат. Помните?
— Погоди! Там, похоже, замешана еще одна женщина, Пилар Крус. Она была его любовницей целых пятнадцать лет! Можешь себе представить, дорогая?
— Вы удивитесь, но я с самого начала заподозрила, что дон Индалесио и донья Пири любовники, а теперь просто уверена, что именно она задумала познакомить его со мной… Слушайте, неужели вы толкуете про мою донью Пири?!
— Именно. Донья Пири. Пири Крус. Кто ж ее не знает? Судя по всему, она пятнадцать лет была у него на содержании, — заключила сеньора Феррати, пожирая меня глазами.
— Может быть, они были влюблены друг в друга! — сказала я.
— Ой, брось, сеньорита! Во всяком случае, теперь она слишком стара для любви и промышляет тем, что поставляет ему девушек. Сеньора Лопес призналась, что, по словам ее мужа, дон Индалесио ему жаловался на свою нынешнюю девушку: мол, стала капризничать, то и дело плачет и требует…
— Знаю, знаю, — перебила я. — Она художница, чуткая и ранимая. Помните, я вам про нее говорила?
— Словом, то ли дон Индалесио пообещал донье Пири домик, то ли она выпросила его у дона Индалесио, — уже не помню, — но при условии, что она раздобудет ему новую девушку. Вот ужас-то! Только представь! Мне уже надо бежать. А то муж пойдет меня искать.
— Вы будете сидеть за столиком посла? — спросила я в надежде, что она пригласит меня присоединиться к ним.
— Да, но сначала хочу разыскать сеньору Лопес. Она рассчитывала вечером тоже сюда приехать и, кроме того, обещала вызнать у мужа все, что можно. Ну, как? Неплохой из меня сыщик?
Я вышла из дамской комнаты и стала в дверях, ведущих на внутренний двор. В дальнем конце танцплощадки оркестр уже наигрывал меренгу. Между столами, освещенными разноцветными фонариками, сновали официанты в белых пиджаках. Совсем рядом расположилась группа англичан, знакомых мне по кафе «Мадрид», я видела стоявшие возле них стаканы с виски, слышала столь знакомую мне четкую, чуть рубленую речь.
— Драсте, учителца, — хором приветствовали меня три юные девушки.
— О, здравствуйте! — сказала я и обратилась к их тучной мамаше, улыбавшейся мне из-за спин своего потомства. — Как вы поживаете?
Прелестные светлые платья девушек шелестели и мерцали в полумраке; три пары внимательных черных глаз были устремлены на меня.
— До свиданя, учителца, — пропели они.
— Эй, привет! — окликнул меня художник Янош. — Иди к нам. — Он сидел за столиком с «доктором» Леви и «мадам» Леви, там же расположилась учительница музыки фрау Бергель с дочкой Лилли, недавно приехавшей из Нью-Йорка; Лилли тоже стала давать уроки английского языка, но, в отличие от меня, с американским акцентом. Грустное зрелище, думала я, глядя на них: эти иностранные специалисты напоминают придворных, живущих объедками со стола потрепанной жизнью городской знати.
— Идите сюда, — раздались голоса, — подсаживайтесь к нам.
* * *
После этого вечера мы с Яношем стали встречаться. Он во многом походил на меня: такой же самоед, унылый и заносчивый; я его терпеть не могла. Он беспрестанно жаловался, что в этом варварском углу на краю света его таланты пропадают втуне, но мне эти таланты представлялись весьма скромными. В то же время я удивлялась и огорчалась, что мой дар общения остается невостребованным. Заметила же донья Пири, что я очень подхожу дону Индалесио, да и дон Индалесио нашел меня весьма занимательной собеседницей. Я никак не могла понять, почему ни местное английское общество, ни доминиканцы, ни работники дипломатических миссий мной так и не заинтересовались.
Скоро даже донья Пири перестала мне звонить. И больше ни разу не пришла на урок. Спустя месяц после того званого ужина я увидела ее на улице и устремилась к ней. Мне было совестно: ведь она столько сил потратила, заманивая меня в ловушку, хотя у нее не было ни малейшего шанса на успех. Я считала, что поставила ее в глупое положение.
— Простите, пожалуйста. Ведь я до сих пор не вернула вам шаль, — сказала я и виновато улыбнулась.
Она бросила на меня взгляд, полный откровенной, беспримесной ненависти, тут же отвела глаза и, словно не заметив меня, прошла мимо. Еще год-другой я сталкивалась с ней довольно часто. Видимо, она переехала обратно в город. По ее все более обтрепанному виду я заключила, что для нее настали трудные времена. Не сомневаюсь, что донья Пири считала меня причиной всех бед — при наших случайных встречах она делала вид, что мы незнакомы.
В газетах вновь появилась фотография дона Индалесио. Подпись гласила: Индалесио Нуньес Агирре, президент «Юнайтед пикчерс», отбывает в продолжительную деловую поездку. Когда я пришла заниматься с сеньорой Феррати, она предложила вместо урока просто поговорить по-английски:
— Я тебе такое расскажу. Помнишь дона Индалесио и его подружку? Ну, вот, похоже, он к ней вернулся, и между ними все пошло из рук вон плохо. У него вроде бы есть загородный дом…
— Это мне известно, — вставила я.
— Они крупно поссорились, и у него, милая сеньорита, неожиданно выстрелил пистолет! Та девушка сейчас в больнице, а дону Индалесио нужно немедленно ехать в Соединенные Штаты и отсиживаться там, пока скандал не утихнет, представляешь? Какой ужас! После этого я с ним разговаривать не стану. Если ты не против, давай поболтаем, но
