Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
новое доказательство, что роман переводить на сцену нельзя, ибо у них совсем разные условия»; «из романов и повестей хороших комедий и драм не делается»; «Творческая фантазия и самая природа положила резкое различие между действием эпическим и действием драматическим» – все эти цитаты из критических статей Сергея Аксакова 30-х годов XIX века.
Процесс этот коснулся не только России: вспомним спор диккенсовского Николаса Никльби[10] с «джентльменом-литератором» – переделывателем романа в драму.
Словом, инсценировки, временами соперничающие с драматургией, а подчас и вытесняющие, во всяком случае теснящие ее, возникают в истории русского театра почти двух столетий. И для того чтобы аргументы за и против не повторяли того, что говорилось 20, 50, а то и 150 лет назад, стоит задуматься о специфике каждой репертуарной ситуации, над тем, что привлекает театр в романе, а что в пьесе, где сильные и где уязвимые места обоих родов литературы. Именно романы и повести, связанные с военной и деревенской тематикой, чаще всего интересовали театры в 80-х годах прошлого столетия. Можно было бы сказать, что и военная, и деревенская проза (заранее прошу прощения у читателя за всю условность этих определений и прошу рассматривать их как рабочие определения, а не как термины) объединяются все той же магистральной темой «рубежной», «промежуточной» культуры – памяти, времени, выбора, ответственности, совести.
И все же тяга зрителя и читателя к осмыслению прошлого, к философии прошлого, к притчеобразности и мифологизации драматургия в то время была удовлетворена далеко не в полной мере.
Глава VI
Драма и впрямь живет «на пороге как бы двойного бытия» – литературного и театрального. Драматургу мало пробиться к сердцу читателя – он должен пробиться к сердцу зрителя. За его судьбу отвечает не только редактор литературного журнала, но театр, где репетируют его пьесу.
Создание драматурга воспринимается в контексте театральном и литературном. Драматургия изучается по курсу истории литературы и по курсу истории театра. Драматург, как правило, является членом Союза писателей и членом ВТО. Двойное бытие и двойная нагрузка. Двойная помощь и двойной гнет. Откроем «Теорию литературы» Бориса Томашевского: «Драматическая литература характеризуется приспособленностью для сценической интерпретации. Основным ее признаком является назначение ее для театрального спектакля. Отсюда явствует невозможность полной изоляции в изучении драматического произведения от изучения условий театральной ее реализации, а также постоянная зависимость ее форм от форм сценической постановки». Обратимся к «Введению в литературоведение» (1976): «Специфика драмы как литературного рода определяется ее предназначенностью для сценической постановки».
Отсюда, видимо, и вытекают «единство и борьба противоположностей» Театра и Драмы, тождество и различие их исторических путей. Театр зависим от драмы, он тоскует по репертуару, мечтает о встрече с новой пьесой. И ему всегда их не хватает. И он всегда ими не удовлетворен. «Драма живет только на сцене», – сказал Гоголь. Но сегодняшняя сцена ее всегда не удовлетворяет, она стремиться ее реформировать. «Дух времени требует перемен и на сцене драматической», – писал Пушкин и мечтал изменить сцену драмой.
Бывает, что драма опережает сценическую постановку. Так было с «Борисом Годуновым» и «Чайкой».
Бывает, что театр опережает драму. Так было в конце 80-х – начале 90-х годов XIX века, когда Ермолова и Ленский, Садовская и Давыдов могли дать драме больше, чем драма им. И все же любое начало нового этапа в истории русского театра связано с совместным появлением конгениальных, близких друг другу по масштабу дарования и видению мира имен в драматургии и театре. Сумароков и Волков, Озеров и Семенова, Гоголь и Щепкин, Островский и Садовский, Чехов и Станиславский… Так было и в 20-е годы, и в 60-е. Так, верно, будет всегда.
Но эта двойственная природа драмы рождает и ее особую сложность. Людей с одинаково чутким слухом к слову и сцене всегда было маловато. Мы часто говорим о пьесе: «Хорошая, но литературная». А бывает и наоборот: «Да, драматург чувствует сцену, но с точки зрения литературной пьеса ниже всякой критики». Отсюда и вечные жалобы на скудость репертуара. Ну, хоть открыть наугад… «Обозрение русской словесности 1829 года» Ивана Васильевича Киреевского: «Драматическая литература наша – но можно ли назвать литературою сбор наших драматических произведений? В этой отрасли словесности мы беднее всего». Как видим, тогда драматургия «отставала». Может быть, дело все-таки не в отставании, а в уникальности этого литературного рода? А если к этому добавить сложное издательское положение драматургов, почти не печатаемых в толстых литературных журналах, все уменьшающуюся производительность столичных театров, выпускающих в сезоне 2–3 спектакля при необходимости ставить классику, зарубежную драматургию, детский спектакль и тем самым обрекающих современных драматургов на многолетнее ожидание, то надо удивляться не тому, что драма не занимает ведущее место в нашей литературе, а тому, что она выдерживает конкуренцию с романом.
Опасения, что роман вытесняет драму – иллюзия, аберрация, которая должна рассеяться, как только от суммарного впечатления переходишь к анализу. Единственная сфера репертуара, где роман и повесть теснят драму, – повторяю еще раз – война и деревня. Удивительного здесь ничего нет. Деревенская тема всегда трудно давалась драматургии – «Горькая судьбина» и «Власть тьмы» скорее исключение, чем правило. Театр тесно связан с городом – мудрено ли, что с ним по преимуществу связана и драматургия?
В драматургии, как и в ряде других видов литературы и искусства, происходила к началу 80-х годов смена поколений. В драматургии, как и в ряде других отраслей человеческой деятельности, поколение зрелости запаздывало.
И у греков акмэ – возраст человеческого расцвета – наступает к 40 годам, у народов, связанных с христианской традицией, возраст после 30-ти считается возрастом зрелости. Так вот, в драматургии в этот период мы знаем трех-четырех авторов моложе 40 лет, у которых поставлена одна-две пьесы. Между тем к 35-ти годам Булгаков написал «Дни Турбиных», Всеволод Иванов – «Бронепоезд 14–69», Маяковский – «Клопа», Катаев – «Квадратуру круга», Леонов – «Унтиловск», Олеша – «Заговор чувств», Вишневский – «Оптимистическую трагедию», Погодин – «Мой друг», «Темп», «Поэму о топоре», Афиногенов – все пьесы, кроме «Машеньки», Корнейчук – «Платон Кречет» и «Гибель эскадры», Арбузов – «Город на заре» и «Таню», Симонов – «Парень из нашего города» и «Русские люди», Друцэ – «Каса маре», Шатров – «6 июля» и «Большевики». К 35 годам написал все свои пьесы Александр Вампилов… А можно было бы добавить еще «Бориса Годунова» и «Маленькие трагедии», «Горе от ума» и «Маскарад», «Ревизора» и «Женитьбу», «Месяц в деревне» и «Смерть Пазухина», «Дядю Ваню» и «На дне», «Свои люди – сочтемся» и
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
