измышление. Плевелы растут вместе с пшеницей[37], и не наше дело вырывать их. Наше дело – заботиться о том, чтобы наш колос был полновесен для Царствия.
Строится стена, отгораживающая церковь от человечества. Человеческое общественное творчество, идущее методом крылатых утопий, объявляется соблазном Великого Инквизитора, росту идей кладется предел. Начинается период личного духовного совершенствования.
Другими словами, к миру предъявляется требование об отречении от самого себя. Мир должен отказаться от законов своих, забыть свои достижения, предать себя.
Готовятся великие костры Савонаролы, на которых, в новом auto de fe[38], будут сожигаться все творения человечества в области его общественной мысли.
Опять и опять, таким образом, замыкается порочный круг. Белка истории продолжает вертеться в вечном колесе. Гуманистическая эпоха – эпоха человеческого творчества и утверждения человеческой свободы – кончается. На смену ей идет то, что ее породило.
Заново предается Богочеловечество. Плоть Христа забывается. Божественное Откровение уносится из мира. За церковную ограду выталкивается все человеческое.
Это вторая пропасть, к которой мы близки.
▪▪▪
Каков же истинный путь?
Казалось бы, что жестокая кара противобожия и противочеловечия, иначе – противобогочеловечества, которую мы сейчас испытываем, с точностью указывает нам истинный путь.
Не за Божественное начало и не за человеческое, не за обезлюженную церковь и не за гуманизм, а за Богочеловечество должна сейчас идти борьба.
Да, в полной мере и до конца надо осознать над собой купол церкви. В полной мере и до конца принять тайну полноты Откровения. И в то же время необходимо в полной мере и до конца утвердить и благословить не только право, но и обязанность человечества творить свое человеческое дело.
Все отрасли человеческого творчества – наука, искусство, общество – и государство – творение, по иски новых крылатых утопий, постижение единой истины и тысячи истин, борьба за раскрепощение труда, утверждение права на труд, попытки всенародного создания общежития – народоправства, – все, где искрится коллективное или индивидуальное творчество, где индивидуально или коллективно утверждается человеческая свобода и где человек обязывается быть свободным, – все это освящено и благословенно.
Не может человеческое начало войти в умаленном и ущербленном виде в соприкосновение с полнотой.
Только вся полнота человеческого творчества, вся мука его падений и весь восторг его достижений, только они одни достойны быть сочтены в Богочеловечество. Иначе, даже как задание, Богочеловечество будет отвергнуто.
Эмпирическим заданием нашим является синтетическая культура, борьба за целостную культуру.
В ней, и только в ней преодоление сегодняшнего дня, в ней приближение к истинному пути, всегда – в меру духовного роста мира – воплощающему идею Богочеловечества.
Мир ждет рождения новой утопии, настолько крылатой, чтобы в творческом своем прозрении она раскрыла бы людям тайну Богочеловечества. Тогда в конкретных достижениях, в историческом процессе, она даст миру синтез всех культурных потоков, слияние в единый лик раздробленного и хаотического ныне естества.
Рождение и творение[39]
Есть известная мера субъективного восприятия мира, являющаяся не только законной, но и в большей степени неизбежной. Вообще говоря, объективность можно утверждать только относительно, только противополагая ее предвзятости, можно говорить, скорее, только о стремлении к ней, так как абсолютно объективное восприятие всего предполагает абсолютную полноту воспринимающего. Только в субъективности абсолютной полноты эта ее субъективность совпадает с объективностью вещей. В этом смысле можно сказать, что только в Божественном восприятии, как в восприятии полноты, все субъективное равнозначно объективному.
И если, с одной стороны, может быть, правильно стремиться к объективизму как к некоему подобию Божию, то, во-первых, надо помнить, что по свойствам Божественной полноты Божественная объективность равна Божественной субъективности, а во-вторых, это стремление никогда не должно переходить известной грани, ощущаемой точно каждым человеком: объективность его должна быть в пределе его личных дарований, по существу неполных и окрашенных в субъективные тона. Нельзя ограничивать свою изначальную субъективность дарований еще субъективностью предвзятости, но вместе с тем нельзя нивелировать эту субъективность дарований восприятием и всепониманием – даже того, что лежит за их пределами.
И в этом смысле приходится говорить о законности и изначальности двух основных путей миропонимания, в крайностях своих исключающих друг друга и являющихся субъективным восприятием двуединой истины. Эти понимания мира можно назвать космизмом и антропологизмом.
Применяя вышесказанное к этим двум основным установкам души, можно утверждать, что у отдельных людей есть специальные дары космологического осмысления бытия, а у других – антропологического. И что оба эти подхода, несмотря на скрытую в них субъективность, и в этой субъективности своей оправданы, поскольку она не является чем-то предвзятым, а соответствует подлинной одаренности, подлинному внутреннему ведению воспринимающего бытие человека.
Понятия космизма и антропологизма парные, и их характеристика является взаимно дополняющей.
Космизм обращен лицом к миру, к его внутреннему бытию, к природе вещей, к сущности, к усии[40]. Его волнуют вопросы, связанные с раскрытием должного в мире бываний. И весь мировой процесс воспринимается им как некое единое делание, раскрывающее свои законы не только в движениях человеческой истории, но и в самой материи, в космосе, в движениях самого вещества. Космизм ищет целесообразности, гармонии и планомерности во всем сотворенном, на всем видит печать Божественного замысла и в известной мере не стремится к примышлению от себя, а только к раскрытию этого замысла. На путях космизма должна быть особенно сильной и особенно необходимой вера в конечное преображение плоти, на путях космизма можно найти утверждения некоторого метаматериализма.
Антропологизм занят вопросами, связанными с лицом, личностью, ипостасью. Неизбежным и неотвратимым законам мирового процесса он противопоставляет свободную волю, властную влиять на этот процесс и тем самым изменять его подзаконное русло. Антропологизм ищет разрешения антиномии необходимости и свободы, зачастую противопоставляет миру лицо, видит смысл мирового и исторического процесса не в нем самом, а в единичном лице, самоопределяющемся на фоне этого процесса. И потому в его религиозной установке гораздо сильнее должны звучать мотивы судьбы отдельного человека, чем мотивы преображения всей мировой плоти. Он индивидуалистичнее, он не растворяется в религиозном соборном сознании и зачастую может даже противопоставлять себя ему. И в этом противопоставлении находит новую неразрешимую антиномию.
В религиозном аспекте можно сказать так: космизм обращен к делу Христа, явившемуся дать начало преображения мира. Антропологизм – к делу Христа, определяющему судьбу отдельной души человеческой.
В космизме Боговоплощением изменяется закон материальных стихий, в антропологизме – каждый человек поставлен перед Христом и должен свободно избрать или не избрать Его дело.
Таким образом, можно утверждать, что космизм, обращенный к темам вещества, сущности, природы вещей, естества, усии, – усиоцентричен.
Антропологизм,
