class="p1">— Не заболеешь, вон ты здоровая кобыла, — отмахивается мужик.
Ещё бы понять, о чём речь…
— Я на него два года копила, — слышно, что Алиса говорит сквозь слёзы, и мне уже не хватает терпения, чтоб бездействовать. Но желание понять ситуацию превышает эмоции.
— И купила какую-то хуйню, — огрызается дядька. — Можно было купить дешевую куртку, а те деньги отдать мне! Людка всего три тысячи за него дала!
Речь явно о каком-то пуховике. Теперь понятно, почему Птичка в этом осеннем рваном пальто зимой ходит. Видимо, дядьке не на что было бухать. Хорош мужик, ничего не скажешь. Наверняка так половину дома уже продал.
Культурных слов на этого урода не хватает, но я всё же держусь.
— А деньги из комода? — безжизненным тоном спрашивает Алиса. Она явно устала бороться с этой ветряной мельницей. Её тут крупно объедают, да ещё и вещи продают.
— Это же ты мне оставила, — гадко смеётся мужик. Знает, что Птичка ничего не возразит. Вот же падла.
— Я их откладывала на чёрный день, — девчонка срывается на жалобный писк.
— Вот он у меня настал! — орёт мужик. Ладони у меня уже давно сжаты в кулаки и чешутся, чтоб начистить пьяную рожу. Я стараюсь мысленно успокоиться, ловлю дзен, лишь бы не сорваться. А то ведь этот урод не побрезгует и в полицию побежит побои снимать. Знаем мы таких.
Но стоп-кран срывает после того, как раздаётся второй голос — сиплый, пропитый и прокуренный, грозный.
— Не доводи дядьку, Алиска, не то сейчас ремень достану и так тебя отхожу, что мало не покажется.
И я не выдерживаю: влетаю в чёртову прокуренную кухню и почти в дверях сталкиваюсь с Птичкой. Она испуганно шарахается назад, отступает на пару шагов и поднимает на меня свои большие голубые глазищи полные слёз.
Девчонка замирает и таращится так, будто у меня на лбу грибы растут. Она замечает сжатые в кулаки ладони и вдруг хватает меня за рукава пальто, легко тянет на себя и судорожно трясёт головой.
Спасает от глупости даже когда самой хреново. Замечательно.
Удивительно, а ведь я почти уехал из деревни. Может, у Алисы есть ангел-хранитель? Не иначе. Вообще-то не в моих правилах спасать девиц из трудностей, но тут не могу поступить иначе.
— Вещей много? — бросаю сухо.
Птичка тяжело сглатывает и едва кивает. Мужик за столом хмурится, покачивается и осматривает меня внимательно, злобно. Ну ещё бы, кормушку его уводят.
— Алиска, — предупреждающе шипит он и поднимается с табурета. — Это кто? Ё**ря нашла? Ноги научилась раздвигать, шалава?
Вот тут-то меня и накрывает окончательно.
* * *
Не сдерживаюсь, подскакиваю к опухшему мужику и валю его на пол. Стараюсь напоминать себе, что убивать его нельзя, и всё равно пару раз прохожу кулаком по наглой роже. Дядька скулит, просит прекратить, держится за окровавленный нос. Его дружок затаился и не двигается, только смотрит за происходящим. Алиса тоже не встревает, но это даже лучше — не хочется ненароком задеть девчонку, она ж хрупкая как ветка, того глядишь и переломится.
— Остановитесь, — тихо и в то же время уверенно просит Птичка.
Мой кулак замирает в паре сантиметров от лица дядьки. Странно, но я ничего не чувствую. Ни ужаса, ни удовлетворения, ничего ровным счётом. Мне не страшно, что этот чёрт побежит катать заявление. Просто хочется превратить красную рожу в блин и уйти.
— Он того не стоит.
Слова Алисы действуют отрезвляюще, потому что можно ненароком убить человека, а потом всю жизнь расхлёбывать. И она абсолютно права, не стоит марать руки об этого… Даже слов нормальных нет, чтоб описать уродца.
Я ещё пару минут нависаю коршуном над распластавшимся на деревянном грязном полу мужиком и сверлю недобрым взглядом, чтоб он понял — его спасла племянница. Теперь любой неверный шаг будет иметь серьёзные последствия.
— Если ещё раз ты или твой дружок поднимете руку на Алису, — предупреждающе рычу. Моя рука перемещается на шею трясущегося мужика и чуть сдавливает. Совсем слабо, просто чтоб донести послание.
Не знаю, согласится ли девчонка жить с незнакомым мужиком, не представляю, под каким соусом всё подать, поэтому ставлю рамки дозволенного в случае, если Птичка заартачится и откажется ехать.
Мужик судорожно кивает, заикается и соглашается, просит не убивать и почти плачет. Надеюсь, мы друг друга поняли, упырь.
— Тебе пара понедельников оставалась, а ты молодой девчонке жизнь гробишь, — плюю и резко поднимаюсь. Показательно вытираю руки о пальто и кривлюсь. Пусть знает, что нормальные люди его считают падалью.
— Да я не… — плачет мужик и держится за нос. — Она ж сама мне деньги даёт…
Даже не хочу слушать эти бредни, поэтому разворачиваюсь, беру за руку застывшую в шоке Птичку и веду на выход. Поскорее на улицу, пока у меня окончательно башня не протекла.
Девчонка послушно семенит следом, не вырывается и молчит. Подозрительно. Буквально заталкиваю её в машину и быстро заскакиваю сам. Руки трясутся от невыплеснутой ярости. Сейчас бы в зал да грушу помолотить немного…
— И что дальше? — безжизненным тоном шепчет Алиса.
Она похожа на живой труп, ей-богу. Губами едва шевелит, едва ли соображает и пялится в одну точку. Разум подсказывает, что лучше расшевелить Птичку сейчас, пока мы не зашли слишком далеко, и обсудить всё на берегу. Но я смотрю на неё в этом сером платье и понимаю, что не смогу отпустить просто так, обратно к этому зверью.
Значит, разговоры отложим на потом.
— Всё будет нормально, — тихо и уверенно говорю я. — Всё будет отлично.
Глава 6
Птичка молчит и вжимается в сидение. Она перепугана, глаза огромные, взгляд бегает по приборной панели и двери, будто она собирается на ходу выпрыгнуть из машины. К счастью, ничего не делает.
Мы быстро долетаем до города. Телефон разрывается от звонков друга, но я ставлю бесшумный режим и игнорирую всё. Руки ещё немного трясутся, я постоянно отвлекаюсь и понимаю, что это опасно. Только ничего не могу поделать, в мыслях крутится много вопросов, и главный из них: что теперь делать?
Вот нахрена нужно было спасать Птичку? Она же не просила. Зачем я туда влез? Особенно обидно будет, если она решит вернуться к своему долбанутому дядьке. А, судя по её взгляду, это вполне возможно.
На подъезде к дому Алиса оживает и поворачивается ко мне с серьёзным видом. Её губы подрагивают, видимо, эмоции тоже зашкаливают. Кажется, что она или наорёт, или поблагодарит. В итоге делает и то, и то.
— Спасибо, конечно, но вы сделали только
