будет, — ответил мальчишка, а я мысленно выматерился. Вот ведь уроды! Ещё бы на детсадовца напали!
— Где живёшь?
— Тут недалеко. Домой торопился, решил срезать через гаражи. Ну и нарвался на этих. Давай деньги, говорят, на выпивку не хватает. Мы раньше в Зеленограде жили, там таких пьяниц не было. И друзья у меня там остались все. Сюда недавно переехали. Вот блин, куртку порвал, и в грязи… Мать ругаться будет.
Мальчик шмыгнул носом. Было видно, что он едва сдерживает слёзы.
— Пойдем, покажешь где живёшь. Провожу тебя, чтобы ещё кто не пристал. И не хнычь, с матерью поговорю, чтобы не ругала. Портфель бери.
Парнишка сгреб старенький потёртый портфель. Было видно, что не первый год ходит с ним в школу.
Мы прошли мимо гаражей, к многоэтажному дому. Поднялись на лифте на девятый этаж. Мальчишка пошарил по карманам, поднял на меня взгляд. Губы дрожали.
— Ключ потерял, — прошептал он.
— И что, открыть некому? Дома есть кто?
— Мамка. Но она ругаться будет.
Я вздохнул, представив матрону в бигуди и фланелевом халате.
— Не дрейфь, прорвёмся, — ободряюще потрепал мальчишку по плечу и нажал кнопку дверного звонка.
За дверью послышались шаги, щелкнул замок.
— Пашка, ну наконец-то! Я уже в милицию хотела звонить! — воскликнула женщина, увидев сына. Потом подняла на меня взгляд и осеклась.
— Владимир Тимофеевич… — прошептала она, — а вы здесь как?..
Глава 4
Я обалдел. Не верил своим глазам, но передо мной стояла Алевтина собственной персоной. Я мысленно чертыхнулся. Вот ведь ситуация! Специально так не подстроишь, а нечаянно всегда попадаешь в яблочко. А теперь я могу хоть в лепешку расшибиться, но доказать ей, что попал сюда случайно, не получится.
— Ой, что же это я на пороге вас держу, заходите, пожалуйста! — она засуетилась, распахнула широко двери, приглашая войти.
— Да я случайно попал. Шёл по делам, смотрю — Клеона бьют, — пошутил, но видимо, неудачно. Лицо девушки стало растерянным. Аристофана она точно не читала, надо будет поаккуратнее блистать интеллектом.
— Клеона? — недоуменно хлопая глазами, произнесла Алевтина. — Паша, Клеон — это твой одноклассник? Или он на тебя напал?
— Нет у меня такого одноклассника, — Пашка насупился, утер рукавом нос и прошмыгнул мимо матери в квартиру.
— Ну, сдал парня с рук на руки — и пойду, — начал было я. Но Алевтина вдруг уткнулась мне в живот своим четвёртым размером, обхватила руками и разрыдалась.
— Не… не уходите, Владимир Тимофеевич, пожалуйста… — ревела она натурально, рубашка сразу стала мокрой. Я попытался отстраниться — не железный ведь, чтоб перед таким соблазном устоять. Но не о том я думал… Следующая фраза Алевтины меня по-настоящему удивила:
— Нина Александровна убьёт меня, если узнает, что вы приходили, а я вас отпустила.
Интересно девки пляшут! Признаюсь, был заинтригован. Мало того, что Коровякова хотела убить меня, организовав аварию. А теперь вот ещё выясняется, что эта змея подключила тяжелую артиллерию — в виде четвертого размера груди своей подчиненной. Ну просто интриги Мадридского двора! Что ж, посмотрим, где тут собака порылась, как говорил незабвенный Виктор Черномырдин.
В квартире у Алевтины было, что называется, бедненько, но чистенько. Женщина пригласила меня на кухню, тут же поставила чайник и выпорхнула в комнату. Через пять минут появилась в гипюровой блузке, чулочках и туфельках. Поверх блузки наброшен фартук. Даже глаза успела подвести. Ну и губы накрасила, разумеется.
— Есть будете? Я сейчас борща разогрею! Ой, а у меня ещё гречка с тушёнкой есть на второе! А хотите, я сейчас быстренько блинов напеку?
Алевтина повернулась к плите — и я чуть не упал со стула. Туфельки-лодочки, от задника шла ровная стрелка капроновых чулков и ныряла в панталоны. Чулки держались на длинных лямках пояса, пристегнутые металлическими держателями. Над всем этим колыхался кокетливый бантик завязок фартука. Корма у Алевтины знатная, можно стакан поставить — не упадёт. Но наряд… Панталоны голубые, из хлопчатобумажной ткани, штанины присобраны резинкой. Боже, какое ретро! Что называется, антисекс. Пожалуй, пояс верности в средние века был меньшей защитой для дам, чем это винтажное «великолепие».
Алевтина уже налила чаю, а я всё не мог отвести от неё глаз.
— Владимир Тимофеевич, а что вы так смотрите? Я вам нравлюсь, да? — она кокетливо моргнула синими веками и облизнула яркие губы.
Выручил Пашка. Он вошёл в кухню, посмотрел на мать и спокойно сказал:
— Мама, ты юбку под фартук надеть забыла. И опять, наверное, химический карандаш с черным перепутала. А он мне нужен.
Алевтина приподняла фартук, увидела панталоны. Лицо мгновенно залила свекольная краска стыда. Она рванулась с кухни, задев бедром стол.
— Всё, теперь на всю ночь рыданий обеспечено, — спокойно, даже как-то философски, заметил Пашка. Он налил себе борща, отрезал хлеба. — Вы есть будете?
— Спасибо, Павел, я недавно пообедал. Что мать-то не успокоишь?
— А бесполезно. Она часто плачет. Все женщины плачут. У нас в классе Ленка двойку получила, тоже полдня плакала.
— Ты ужинай, я пойду с матерью поговорю, — сказал я и вышел из кухни.
Алевтина рыдала в ванной.
«Дура! Какая же я дура!» — донеслось до меня. Не сразу понял, что снова прочитал чужие мысли. За все время в гостях — впервые. Пока не понимаю, как это работает. Иногда голоса наваливаются со всех сторон, а иногда тишина.
Я постучал в дверь.
— Аля, прекращай плакать. Ничего страшного не случилось, — в ответ рыдания стали только громче. — Алевтина, прекращай! Ну с кем не бывает второпях? Давай выходи и серьёзно поговорим. Слышишь меня? Если не выйдешь, я уйду!
— Не уходите, — всхлипывая, попросила она.
Послышалось какое-то шуршание и, наконец, дверь открылась.
Алевтина уже переоделась. На ней снова был ситцевый халат с накладными карманами. Чулки и гипюровая блузка валялись на полу, рядом со стиральной машиной марки «Белка». Неуклюжей, зеленой и квадратной. Припухшее от плача лицо Алевтины было в грязных разводах — видимо, безуспешно пыталась смыть следы карандаша.
— Вот как я завтра на работу в таком виде пойду? — всхлипнула Алевтина, готовая снова разрыдаться.
— Ничего, растительным маслом протрешь, и следа не останется, — посоветовал я. — Нам поговорить надо.
Взял её за руку. Ладонь пухлая, мягкая. Совсем не такая, как худенькая птичья лапка моей жены.
Мы
