Двадцать третьего октября 1815 года Шарлотта запомнила на всю жизнь. На большом, парадном обеде в Берлине собрались члены русской императорской и прусской королевской семей. Она, в атласном, бирюзовом платье сидела подле Никса, одетым в парадный мундир гренадеров, в котором он выглядел необычайно мужественно. В разгар торжества король Фридрих Вильгельм вместе с императором Александром поднялись со своих мест и провозгласили тост за здоровье помолвленных - великого князя Николая Павловича и принцессы Шарлотты Прусской. Большой зал, где пировали офицеры гостившего в Берлине русского гренадёрского полка, взорвался восторженными восклицаниями. Шарлотта сияла. Ей льстило всеобщее внимание, и она чувствовала себя совсем взрослой. Ведь она уже без пяти минут замужняя женщина.
Празднества продолжались несколько дней: балы следовали один за другим. Бал в здании Оперы для высшего света, следом - ещё один бал, для «бюргеров», то есть для горожан Берлина, и еще один, прощальный, ибо Николай уезжал домой, в Россию.
Было условлено, что торжественное бракосочетание состоится, как только девятнадцатилетний великий князь Николай достигнет двадцати одного года - возраста, позволяющего вступить в брак. Для проверки чувств и подготовки к свадьбе, помолвленным предстояло прожить порознь ещё год и восемь месяцев.
Глава 14
1815 год я провел в разъездах. Ненадолго задержавшись в Париже, после парада в Вертю, в октябре я прибыл в Берлин, где состоялась моя помолвка с Шарлоттой. Праздновал весь город. Мы порхали с бала на бал и принимали поздравления от всех мало-мальски значимых людей в Пруссии. Через неделю торжеств, я почувствовал, что устал от всей этой напыщенной болтовни и потных лиц в париках, но зато я успел завести полезные знакомства в среде прусской аристократии. Лишь перед самым моим возращением в Россию, мне удалось урвать пару дней наедине с моей невестой. Нам предстояла долгая разлука, и хотелось хоть немного времени провести вдвоем. Ведь я едва был знаком с моей избранницей.
По возвращении домой мне предстояла поездка по России, а так же поездка в Англию, которая по праву считалась технически передовой державой. В семье Романовых уже стало традицией: по окончании обучения, посылать своих отпрысков в подобный вояж, дабы расширить их кругозор. Окончание учебы означало для меня также освобождение от опеки Ламсдорфа. Наконец-то я был предоставлен сам себе и приобрел некоторую независимость. Вернуться назад предполагалось незадолго до моей свадьбы, которая должна была состояться первого июля 1817 года - в день рождения Шарлотты.
Поэтому этот год пролетел для меня как калейдоскоп. Я старался увидеть Россию своими глазами, желательно без прикрас, чтобы составить свое мнение о происходящем. Благо, к моему приезду власти особенно не готовились. Чай не царь и не наследник -нечего расшаркиваться. Это позволило увидеть страну не в виде потемкинских деревень, а такой, какой она выглядела в своей реальной, повседневной жизни. До сих пор мой кругозор ограничивался Гатчиной, или иными дворцами. Все свое время я проводил среди подобных мне людей дворянского сословия и слабо представлял, что творится за пределами моего мира.
А ведь настоящая Россия была крестьянской, не говорила по-французски, а ликеру предпочитала водку. Именно эта оторванность от подавляющего большинства народа и сыграла свою роковую роль в 1917 году. Впрочем, такая сословная пропасть и, как результат, революция имели место и во Франции, и в Испании, и в Австро-Венгрии.
Самой восточной точкой моего вояжа стал Урал, где я посетил Демидовские заводы. Промышленная династия Демидовых, поднявшаяся при Петре I, владела многими горнодобывающими предприятиями на Урале. Николай Никитич Демидов - глава семьи на тот момент, вложил много денег на модернизацию своих заводов, выписав из Франции профессора Ферри - знаменитого тогда знатока горнозаводского дела, а так же заказав современного оборудования из Англии и Германии. Россия, к этому времени, производила более ста тысяч тонн чугуна, что позволяло даже экспортировать чугун за границу. Демидовым принадлежала львиная доля этого производства. Сам Николай Никитич в это время отбыл в посольскую миссию во Флоренцию, где к слову и остался. Видимо итальянское солнце оказалось ему приятнее петербуржских туманов или уральских морозов.
На обратном пути, по дороге в Москву, я посетил Тульские оружейные заводы. Хотя заводы производили должное впечатление на новичка, наподобие меня, их производство не покрывало потребностей России. Так, мой брат Александр, предвидя близкую войну с Наполеоном, закупал ружья и пушки в Австрии и в Англии, и экспортировал туда же железо. Отечественные заводы были не в состоянии переработать это железо на оружие.
Несколько огромных заводов виденных мною, не меняли общей картины - промышленность в России находилась в зачаточном состоянии. Производство являлось довольно архаичным. Казалось, промышленность использует ресурс со времен Екатерины, а то и Петра Великого. Сказывалось, также, отсутствие грамотных специалистов. Многих до сих пор приглашали из-за рубежа.
Главное же, удручало отсутствие предпринимательского духа. Быть промышленником, или «деловым» не считалось престижным, так же, как и быть инженером. Россия оставалась посконной, малограмотной, крестьянской страной, и если кто и мог что-то поменять, так это дворянское сословие, которое имело средства и образование. Но оно не было, ни предприимчивым, ни энергичным. Вот почему реформы Петра, как и многие реформы сверху в России, едва задели верхний тонкий пласт дворян. А после его смерти, многие предприятия закрылись из-за неэффективности и отсутствия спроса. Другие работали по старинке. Без собственника и хозяина это оказалось делом неподъемным.
