…во времена крайней нужды эти ордены были разделены между собой… если им суждено принести какую-либо пользу Святой земле, желательно и целесообразно объединить их в один орден с единым внешним видом, уставом и собственностью[620].
Поэтому просто написать, что идея слияния орденов изжила себя, было бы явно недостаточно. Чтобы убедить Климента, магистр изложил, один за другим, аргументы за и против нее.
Начал он с того, что нынешнее положение дел достаточно хорошо. Существование разных военных орденов принесло «добрые плоды», и не стоит что-либо менять, «поскольку новшества всегда или почти всегда чреваты опасными последствиями». Это было довольно смелое утверждение: утрату Святой земли трудно было назвать «добрыми плодами». Тем не менее Жак де Моле на это пошел и добавил, что было бы нечестно требовать от людей, которые принесли присягу одному ордену, отказаться от нее и присягнуть другому. А затем он перешел к своему главному аргументу: тамплиеры и госпитальеры обязаны были своими успехами именно соперничеству друг с другом. Слияние орденов приведет к спорам, возможно даже к кровопролитию, поскольку «по наущению дьявола между ними могут начаться перепалки навроде: “Мы были достойнее вас и сделали больше добра”. […] И если такое случится, это может привести к большому разладу». Кроме того, может оказаться сложно объединить параллельно существующие иерархии и собственность орденов, то же касается их благотворительной деятельности, и результат может быть таков, что бедные и нуждающиеся будут получать меньше помощи.
Соперничество между тамплиерами и госпитальерами, писал Жак, не просто причина не объединять их под одним знаменем – это залог успеха орденов. Конкуренция всегда заставляла их достигать большего:
Если тамплиеры переправляли в заморские страны множество братьев, а также лошадей и других животных, госпитальеры не успокаивались, пока не делали того же или даже более… Если один орден был славен своими рыцарями и их воинскими и другими заслугами, другой орден всегда стремился превзойти его… Если же два ордена будут едины, не думаю, что они станут прилагать такие усилия.
Наконец, хватаясь за соломинку, Жак заявлял, что тамплиеры и госпитальеры всегда составляли авангард и арьергард королевских армий в крестовых походах, и это станет невозможно при существовании только одного ордена, который не сможет обеспечивать безопасность «паломникам Господа, высшего или низшего сословия» на должном уровне.
Это последнее утверждение было довольно зыбким и необъективным, но после него следовал последний раздел записки, где Жак де Моле как мог признавал некоторые преимущества объединения. Он писал, что люди утратили прежнее уважение к монашеству и, возможно, единый орден сумеет изменить это. Кроме того, от сокращения количества орденских домов и замков «экономия будет значительной». После этого он со всем возможным почтением призывал папу отбросить идею слияния, как уже случалось в прошлом, и обещал ему сообщить гораздо больше по прибытии.
В октябре 1306 года магистр приготовился к долгому путешествию на Запад. Наместником на время своего отсутствия он оставил Эме д’Озелье, ветерана ордена с тридцатилетним стажем, с 1300 года служившего маршалом. После этого Жак де Моле покинул Кипр и отправился ко двору Климента V в королевство Филиппа IV в надежде вернуться, сохранив свой орден и выяснив цель следующего крестового похода.
Но он никогда больше не увидел Кипр.
* * *
Плавание было долгим, и великий магистр опоздал на несколько недель, пропустив дату, назначенную папой, однако это не имело большого значения. Осенью Климента сразил очередной приступ болезни, и до Нового года он был слишком болен, чтобы с кем-либо встречаться. Таким образом, прибыв во Францию, Жак мог не торопиться. Вероятно, он сошел на берег в порту Марселя, где у тамплиеров стоял флот и откуда они руководили морскими перевозками из Европы на Кипр. Далее его путь лежал в Пуатье, нарядный французский город, стоящий на реке Клэн, где во дворце с просторным залом для аудиенций, построенным для Алиеноры Аквитанской и называвшимся Зал потерянных шагов, размещался папский двор. Пока Жак добирался туда, у него было достаточно времени, чтобы ознакомиться с положением дел во французском королевстве.
Династия Капетингов, к которой принадлежал Филипп IV, правила Францией уже больше четырех веков. В XIII веке она значительно расширила владения короны, добавив к ним Нормандию, Анжу, Бретань и Тулузу, которыми прежде управляли почти независимые бароны или иноземные монархи. Имея первоначально в собственности лишь небольшую территорию вокруг Парижа, Капетинги захватили большую часть западного побережья королевства, распространив свою власть на юг до Пиренеев и на восток до реки Роны.
Происходили они напрямую от Карла Великого. Благодаря древней истории рода и недавней экспансии короли Капетинги уверовали в божественную природу своей власти. В 1297 году Филипп добился канонизации своего прославленного деда Людовика IX. Себя самого он считал таким же в высшей степени христианским королем в высшей степени особенного королевства. Ему хотелось, чтобы это признавали и все остальные.
Некоторые из подданных подсмеивались над напыщенной религиозностью Филиппа. Но им очень быстро дали понять, что это плохая идея. В 1301 году Бернар Сессе, епископ Памье, назвал Филиппа бесполезной совой: «самая красивая из птиц, которая ничего не стоит… таков наш король Франции, который ничего не может сделать, кроме как таращить глаза на людей». Это было в равной степени неразумно и ошибочно: очень скоро епископ был осужден за колдовство, богохульство, блуд, ересь и измену. Филипп не был ни сердечен, ни слишком умен, но зато он был расчетливым фанатиком, эгоистично благочестивым, умевшим убедить себя в худших намерениях других и готовым уничтожить любого, кто встал на его пути.
Самым печально известным примером этого стало противостояние короля и папы Бонифация VIII, длившееся с 1296 по 1301 год. Началось оно из-за попыток Филиппа обложить французское духовенство налогами и пустить их на военные нужды, но очень скоро переросло в жестокое соперничество за абсолютную власть (одним из сражений этой войны стал яростный спор из-за ареста епископа Сессе). Бонифаций пытался запугать Филиппа серией папских эдиктов, завершившейся буллой Unam Sanctam[621], которая агрессивно утверждала духовное господство Церкви и настаивала на том, что ей должны подчиняться все, в том числе и короли. В ней недвусмысленно говорилось, что «для спасения души всякое человеческое существо должно подчиняться римскому первосвященнику»[622].
