с целителем не обещал быть не из лёгких.
— Что ж, я вас выслушал, — встал со своего кресла хозяин после того, как гость озвучил причину визита к целителю. Пройдя по комнате, он остановился у окна, с которого открывался вид на газон с клумбами и на угол парковки с машиной военного комиссара, возле которой представительная дама о чём-то беседовала с Екатериной Сергеевной. Судя по жестикуляции и тому, как свободно вели себя женщины, они были знакомы друг с другом не первый день, возможно, не первый год.
Закрыв форточку и поправив занавески, Владимир Огнёв вернулся к гостю. Присев в кресло, Владимир неожиданно задал вопрос, вогнавший полковника в ступор.
— Скажите, Николай Иванович, вам не кажется лицемерным ваше взывание к чувству сострадания?
— В каком смысле? — не найдя приемлемого ответа, выдавил из себя полковник.
— Извинений, похоже, я не дождусь, — холодно бросил целитель, — скажите, вы из альтруистических соображений подписывали мою повестку или госпожа Чаровникова, в девичестве Галкина, она же ваша бывшая одноклассница, к которой вы, похоже, до сих пор неровно дышите, чмокнула вас в щёчку и разрешила подержаться за коленку за труды праведные?
— Да как ты смеешь, щенок! — вскочил с места полковник, сдуваясь под вымораживающим взглядом молодого человека.
«Он всё знает! — пронеслось в голове Николая Артемьева».
— Порог вон там, — целитель подбородком указал на дверь. — Я вас не задерживаю, господин полковник. Я совру, сказав, что испытываю удовольствие от общения с вами. Ни капли. Вы мне до лампочки, пользуясь простым языком. — ронял рубленные фразы Владимир. — Мне интересно, как вы объясните своей половине мой отказ. С удовольствием послушаю ваши объяснения. Скажите, а вам интересно, что скажу ей я, когда она, выслушав вас, придёт ко мне. А она придёт или я ничего не понимаю в женщинах.
— Ты…
— Мразь? Беспринципное чудовище и подонок? Не стесняйтесь в выражениях, полковник, тем более мразью, чудовищем и подонком я стал благодаря вам и вашим возвышенным чувствам к моей мачехе, которая от ненависти ко мне давно мечтала свести пасынка в могилу за один факт его, то есть моего существования, так что называя меня так вы нисколько не погрешите против истины, но и я не погрешу против неё, применив эти же эпитеты к вашей персоне.
— Я…
— Мразь и подонок, росчерком пера сломавший чужую жизнь. Вы это сделали, потому что могли, не на секунду не задумавшись, зачем это нужно моей мачехе, просто вы сделали ей приятно. Ваше право, не могу вас осуждать за подобное, ведь делать приятное женщинам одна из обязанностей мужчин. Могу ответить вам ответной любезностью или не отвечать вовсе, результат это не изменит, сделать приятное СВОЕЙ ЖЕНЕ и племяннику у вас при любом раскладе не выйдет. Знаете, я не осуждаю вас за то, что вы отправили меня служить. Абсолютно никак, без обмана, тут никаких претензий нет. Так или иначе я был готов отдать долг Родине и два года топтать сапоги или берцы, тем более после вылета из университета. Возмущение вызывает, как и почему вы это сделали, так что не ждите от меня сострадания.
— Что ты хочешь? — полковник понял, что шантажисту, загнавшему его в угол, что-то нужно, иначе его давно бы вышвырнули за порог, а то, что пацану напротив по силам скрутить здорового мужика в бараний рог почему-то не вызывало у военкома сомнений. Этот сумеет! Да и «угол» обозначен вешками, оставляя чётко обозначенный выход из неприятной ситуации. Николай Иванович не первый год «варился» в аппаратных играх и давно научился с полуслова понимать намёки. Имея на руках козыри в ситуации, когда зверь сам выбежал на ловца, пацан не стеснялся ставить условия.
— В скором времени может случиться так, что госпожа Чаровникова вновь обратится к вам за помощью. Не вздумайте ей помогать ни за какие коврижки. Подробности вам знать не обязательно.
— Это всё?
— Больше от вас мне ничего не нужно, — ответил Огнёв. — Извиниться хотя бы для проформы вам в голову не пришло, но оставим это на вашей совести. Считаю наш разговор законченным и надеюсь на исполнение достигнутых договорённостей, пригласите супругу с племянником, я пока подготовлю кушетку.
— Дорогой? — извинившись перед Екатериной Свешниковой, Клавдия Михайловна взволнованно кинулась к хмурому мужу, подошедшему к машине.
— Как всегда ты оказалась права, дорогая, мне лучше больше не появляться на пороге этого дома.
— А Петя, что с Петей? — прижав кулачки к груди, оглянулась на машину Клавдия Михайловна.
— Борис! — крикнул Николай, стараясь не встречаться взглядом с женой или, не дай бог с Екатериной Свешниковой. — Достань коляску из багажника и отвези Петра к Владимиру Сергеевичу, он посмотрит мальчика, а я пока в машине посижу. Не бойся, дорогая, я никуда не денусь, а там ты и без меня прекрасно справишься.
Когда Борис, кативший коляску с Петром, и Клавдия скрылись за дверью флигеля, Николай без сил опустился на пассажирское сиденье, оставив ноги торчать снаружи. Да, известной субстанции он сегодня хапнул изрядно и главное, сделать ничего нельзя, а учитывая возможное… какое, к чёрту, «возможное», учитывая скорое излечение племянника, он и семья сестры до гробовой доски останутся должны Огнёву. Тут дёрнись в сторону и до конца дней своих не отмоешься, свои же в дерьме утопят.
Через несколько дней, читая поступившее из Москвы дело унтер-офицера пограничной стражи Огнёва В. С., военный комиссар Н-ска в глубине души радовался, что ангел-хранитель уберёг его от опрометчивых и необдуманных поступков, на которые он чуть было не решился. Надо быть самоубийцей, чтобы переть буром против кавалера двух высших боевых орденов Империи, обласканного в Кремле и Корпусе Пограничной стражи. Пацан где-то очень сильно встрял в какие-то разборки, иначе как объяснить кучу отметок о засекреченной информации? Такие секретоносители, будь они неладны, до конца жизни обретаются под неусыпным оком СИБ и других бдительных структур, о которых принято разговаривать почтительным шёпотом. Рыпнись против него полковник и его имя моментально окажется на кончике карандаша, а небо окрасится в тёмную клеточку. Птичка сколько угодно может считать себя свободной,
