поддержку. Изначально Иаков направлялся в Харран, но теперь он понял, что подлинным пунктом его назначения было именно это место. Он нашел пропуск в рай в тени собственной традиции. Место, где он остановился, когда-то было древним языческим капищем каменного бога, отсюда и камень, ставший святилищем, святым местом, где может быть раскрыта и дарована целостность.
Иаков очень горевал о потере родных. Как мы уже знаем, в героических историях горе часто служит прелюдией к получению духовных богатств и к пробуждению. Вы, конечно, помните, что Деметра оплакивала утрату дочери Персефоны, когда одарила человечество даром земледелия и обещанием бесконечного цикла плодородия из бесплодия, жизни из смерти, света из тьмы. Тут также просматривается связь между психологическим и духовным: горюя и скорбя психологически, мы растем духовно. Своим «да» наше эго открывается для необходимой работы, а затем трансформирующая сила Самости подтверждает его. Дева Мария скорбно держит на руках снятое с креста тело Иисуса (такой образ мы видим в «Пьете» Микеланджело), тем самым становясь повитухой в процессе его воскрешения. Изломанное и распавшееся воссоздается и интегрируется; это оптимистичная тайна разрушения и возрождения.
Заметьте, что Иаков оказывается не в каком-то оазисе, а посреди пустоши. А еще он опустошен внутри, полон лишь раскаяния, горя и страха. И тут посреди самого темного отчаяния ему открывается доступ к откровению, «потому что солнце зашло». Так в самом пустынном и темном месте мы находим лестницу на небеса. Иными словами, то, что в глазах эго выглядит как бесперспективное бесплодие, есть готовность к изобилию. Противоположности объединяются, и парадоксы изобилуют.
Тут стихотворение Ван Чанлина становится еще яснее: всадник просветления скачет с запада, где «солнце зашло». Пустошь — единственный подходящий фон, на котором может появиться фигура просветления. Это та самая земля, о которой говорила Эмили Дикинсон: «Надежда — птичка малая на жердочке души… И с ними (ее песенками) мрачной осенью в душе цветет весна»[63]. Даже в рождественской песне нашего детства говорилось: «Все же на твоих темных улицах сияет вечный свет». Мы знаем это уже многие-многие годы.
Вас, возможно, удивило, что Иаков использовал камень в качестве подушки. Однако у каждого читателя этой книги найдется множество родственников, спящих на камне: кладбищенские надгробия олицетворяют бессмертную крепость души. В человеческой истории есть архетипическая — и алхимическая — тема, связывающая камень (бессознательное, божественное) с судьбой. В древние времена в храмах практиковалась инкубация сна: человек контактировал с оракулом во сне, прислонившись головой к священному камню, обители бога. Сон ниспосылался богом в ответ на тот или иной вопрос или как исцеление от болезни. А еще есть история фараона Тутмоса IV, который спал под каменной головой Сфинкса и увидел сон, что его предназначение обещано богами и оно непременно свершится.
Сон Иакова — исцеляющая и наделяющая силой теофания, явление божества. Он находит нуминозное, обитающее в природе. Камень становится его стартовой площадкой для недуального измерения. Эта «[земля, моя душа] не иное что, как дом Божий, это врата небесные». Уж не тот ли это самый философский камень алхимии, который упал с короны Люцифера в битве между противоборствующими силами добра и зла?
После своего видения Иаков более не высокомерен и не коварен. Его смиренное теперь эго встретилось с необъятностью, которая безоговорочно любит его. Поскольку все это происходит с ним, пока он виновен и в бегах, Иаков получает то, чего не заслуживает. Это говорит о том, что он оставил позади мир возмездия эго и вошел в царство примиряющей благодати. Божественное подружилось с человеческой тенью. Иакову была дарована благодать узреть духовную фигуру и фон, замысел Самости за проявлением эго. «Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!» Мы видели это раньше в стихотворении Хакуина: «Само это место: да, лотосовый рай». Вечная мудрость — это слаженный хор, поющий о разрушении крепости раздутого эго и о дружбе с его тенью, благодаря чему она становится частью защищающей нас силы.
В истории Иакова собрано много тем этой книги, да и нашей жизни в целом. В ней, как в любой человеческой истории, есть горе. А еще в ней представлена тема пути. Место духовного в ней занимает природа. История Иакова — о встрече божественного и человеческого, а также о связи между персоной и тенью, как негативной, так и позитивной. В ней психологическое переплетено с духовным. Она обещает, что мы можем работать над собой, говоря «да» моменту, который готов произойти, и поддаться воздействию благодатного импульса, который последует за этим: за шагами Иакова к Вефилю последовали сдвиги в сердце Иакова. Это шаги и сдвиги, соединяющие усилие с благодатью; они представляют собой интеграцию психологических и духовных аспектов нашей человечности.
А лестница Иакова, судя по всему, символизирует духовную форму нашего человеческого пути. Это эллипс. Мы начинаем с земли, со своей повседневной жизни со всеми ее потрясениями и проблемами. Затем мы поднимаемся, словно опара, к свету трансперсонального аспекта своей жизни и своей идентичности. «Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах!» А потом мы опять спускаемся, как Моисей спускался с Синая, а Иисус — с Фавора, с дарами мудрости и сострадания, чтобы поделиться ими с другими.
Видение Иакова есть сочетание и компоновка противоположностей: восхождения и нисхождения. Восхождение — это о нашем стремлении к духовному. Нисхождение — это о неистовом стремлении трансцендентного соединиться с нами. А лестница в целом и движение на ней — это об интеграции нашей психологической работы с духовной.
Можно также сказать, что мы спускаемся, по принуждению либо по собственному выбору, в безлюдную пустоту, чтобы встретиться со своей тьмой. Эта пустота — теневая сторона страха. Но она еще и безграничный потенциал, поскольку в ней полно места и совсем нет препятствий для исследования своих глубин. Это спуск, который спасает и освобождает частички наших душ, давно жаждавшие воссоединения с целостностью Самости. И при восхождении-спуске, и при спуске-восхождении мы возвращаемся с богатствами и умением и способностью любить. Спускаясь для работы со своей негативной тенью, мы совершаем восхождение к огромному потенциалу тени позитивной. Когда эти противоположности объединяются, наилучшее в нас — в нашем наихудшем. Тогда усилие уступает место благодати, а тьма свету. Сама наша природа есть и всегда была светом, который передается нам и через нас. Нам, людям, потребовалось много времени, чтобы это узнать — и при этом мы знали это всегда.
Мир — улыбающееся место.
Святой Августин
Дэвид Ричо, доктор философии, магистр физиотерапии, психотерапевт, преподаватель и писатель. В своей работе делает акцент на юнгианских,
