В подлунном мире каждый – гость,
Любой судьбой влеком.
Царей она, как в стену гвоздь,
Вбивает молотком.
И многие века спустя
Мы видим их во сне.
Они, как звездочки, блестят
На храмовой стене.
Раздоры в Риме подняли дух Тарквиния, возбудив угасшие надежды на возвращение короны. Изгнанник отправился в Клузий, резиденцию недавно избранного главы этрусского двенадцатиградья Порсены. Порсена принял Тарквиния с той пышностью, которая соответствовала высокому, хотя и утраченному положению гостя. Одетый в темную тогу, стоял Тарквиний перед золотым троном, созерцая регалии, которые недавно были на нем самом.
– Поздравляю тебя с успехом, Порсена, – сказал он. – Покровительница царей Норция[410] к тебе оказалась более благосклонной, чем ко мне. Ты видишь меня не в славе и богатстве, которыми я обладал в Руме, а в нищете и унынии. Но Норция изменчива. Никто не знает, кого коснется ее не дающий промаха молоток. Поэтому я рассчитываю на твою помощь. Помогая мне, ты будешь сражаться и за себя, за свой золотой трон, за свой прекрасный город.
Речь изгнанника понравилась Порсене. Конечно, ему было известно, что римляне называли Тарквиния Высокомерным. «Наверное, он и был с ними заносчивым, – подумал Порсена. – Но, отдавая мне поклон, он признает мое превосходство. К тому же и румеев давно пора остановить, пока они не стали в Италии господами. Возвращение законного царя – прекрасный повод для похода на Руму».
– Я с тобой согласен, – ответил Порсена Тарквинию, – и готов помочь тебе вернуть власть твоих отцов и дедов. Но решение о войне может принять лишь совет глав государств в Велцне[411]. Оставайся моим гостем до принятия решения. Я надеюсь, что совет будет благосклонен к твоей просьбе и мы будем союзниками.
Тарквиний еще раз поклонился Порсене.
Двенадцать желудей
Великий царь,
владыка всех людей!
Прими наш дар -
двенадцать желудей.
Их в римлян брось,
как камни из пращи,
Пробей насквозь
тяжелый вражий щит,
Втопчи их в грязь
на времена времен,
Верни нам власть,
великий лукумон!
Под плоской скалой в форме дубового листа, занятой древними Вольсиниями, раскинулась роща главного бога расенов Вертумна[412]. Сюда дважды в год собирались лукумоны двенадцатиградья для решения дел, затрагивающих интересы всего священного содружества. Местом сбора была травянистая площадка под дубом, наверное, самым древним в Этрурии и поэтому имевшим титул «Дуб дубов». В его стволе невероятной толщины было множество дупел, в которых роились пчелы, дававшие сладчайший священный мед. Его вкушали на каждом собрании лукумонов. Желуди дуба были самыми крупными. Клей же, вывариваемый из его коры, был так крепок, что с его помощью можно было ловить не только малых пичуг, но и крупных птиц.
Лукумоны были уже в сборе, но, прежде чем открыть заседание, главе союза предстояло поднести Дубу дубов дары и обратиться к нему с благочестивым пожеланием, слова которого были записаны в свитке священнодействий.
Порсена стоял, расставив для крепости ноги. Изрезанное глубокими морщинами лицо, широко расставленные глаза, массивный подбородок придавали ему самому сходство с кряжистым дубом.
– Твое лукумонье величество! – начал Порсена. – Да будет могуч твой ствол! Да не засохнет никогда твоя крона! Да даст она столько желудей, чтобы твои отростки покрыли всю землю почитающих тебя расенов! Прими же в дар кабана и кабаниху, казненных за то, что они подрывали твои корни.
Как только Порсена сделал шаг назад, босоногие жрецы подтащили к дубу две огромные окровавленные туши, а Порсена дал рукой знак, что можно садиться. Он сел прямо на траву, на скрещенные ноги. Такие же позы заняли другие лукумоны. Их вместе с Порсеной было двенадцать, и они взялись за руки, образовав вокруг лукумоньего величества живую цепь. Их было столько же, сколько месяцев в году, сколько участков на бортике гадательной печени. Дюжина была любимым числом Вертумна, бога кругооборота природы, воплощенного в Дубе дубов.
