Сулейман отдыхал в своем военном шатре, держа в руках письмо от Хюррем. Когда глаза его любовно пробежали по последнему предложению и изящной подписи его любимой, он передал письмо Давуду.
«Во имя Аллаха милостивого, милосердного, я днем и ночью сгораю в огне от разлуки с вами», — так начиналось письмо.
Давуд наклонился и нежно погладил Сулеймана по голой ступне, а затем продолжал наслаждаться письмом от любимой.
«Прибыла весть о вашей победе. Когда я услыхала ее, Аллах свидетель, мой падишах, мой султан, я умирала, но новость возродила меня к жизни. Тысяча, тысяча благодарностей Всевышнему! Весь мир восстал из тьмы, и все охвачено светом вашей божественной благодати»[11].
Сулейман встал с дивана и сел рядом с Давудом. Они обнялись, и Давуд продолжал читать:
«Вы спрашиваете, почему я не восхваляю Ибрагима-пашу. Вы обо всем узнаете, когда, по воле Аллаха, мне будет дарована встреча с вами. Пока же передайте паше от меня привет. Надеюсь, он его примет»[12].
— Да, — прошептал Давуд, гадая, что таится за стройными фразами письма Хюррем. Обернувшись, он убедился в том, что его кинжал находится на расстоянии вытянутой руки, а затем прижался к своему любимому.
Глава 113
— Хюррем! — Хатидже, смеясь от радости, вбежала во двор.
Хюррем сидела в тени колоннады и, наверное, уже в тысячный раз читала письмо, которое ей передал французский посол. Она давно выучила его наизусть, но все равно снова и снова пробегала глазами слова, написанные затейливым почерком.
Когда Хатидже приблизилась, Хюррем поспешно свернула письмо и засунула его в рукав.
Хатидже тяжело опустилась на скамью рядом с Хюррем и положила руку ей на плечи:
— Мне сообщили, что сегодня на закате наши мужья войдут в Стамбул!
Хюррем пытливо заглянула в радостное лицо Хатидже. «Моя милая Хатидже, ты и понятия не имеешь, что сейчас находится у меня в рукаве! Там доказательство того, что твой муж предатель и изменник… Неужели этот подлый змей разобьет сердце и тебе?»
Она обняла свою золовку и прошептала:
— Хатидже, как-то давно я спросила, счастлива ли ты. Теперь, став твоей сестрой, я снова задаю тебе тот же вопрос.
Хатидже отпрянула; на ее лице отразилось замешательство.
— Почему ты спрашиваешь, моя милая? Ибрагим и Сулейман возвращаются и уже сегодня ночью будут в наших объятиях. Как может женщина не радоваться скорой встрече с любимым?
Хюррем долго молчала, но наконец отважилась спросить:
— Ибрагим… в самом деле любит тебя, как ты того заслуживаешь?
Хатидже выдержала ее взгляд и тихо ответила:
— Знаю, Ибрагим действительно находит радость в прелестях других, но от всех мужчин ждешь неверности…
Хюррем ничего не ответила.
— Конечно, Ибрагим меня любит. Я родила ему трех крепких сыновей, которые теперь составляют счастье моей жизни. Я радуюсь, глядя, как они постепенно взрослеют и превращаются в красивых молодых людей. А Ибрагим осыпает меня дарами своей любви. — Не переставая говорить, Хатидже дернула за цепочку, висящую у нее на шее, и достала из складок халата амулет.
Глаза Хюррем сверкнули от ужаса, и она недоверчиво ахнула, когда перед ее глазами заблестел сапфир размером с яйцо, окруженный рубинами. Замерцала золотая филигрань. Хатидже встревоженно отпрянула, заметив, как поражена и опечалена ее невестка.
— Где… ты его взяла? — хрипло спросила Хюррем.
— Мой любимый сделал его собственными руками и подарил мне перед тем, как отправиться в поход на Багдад. Почему ты так странно себя ведешь? Хюррем, ты пугаешь меня! Что случилось?
Хюррем, почти ничего не видя перед собой от горя, потянулась к амулету, висящему на шее золовки. Провела ногтем по филиграни, и крышка медальона открылась. Хатидже недоверчиво смотрела на нее. Видимо, она не знала, что сапфир открывается. Она прочла надпись, выгравированную на эмали внутри сверкающих бриллиантовых полосок:
Хафсе, моей любимой с глазами лани,
От ее покорного слуги Селима.
— Во имя Аллаха, — прошептала Хатидже, застывая от охватившего ее горя. Она бросилась на грудь Хюррем и разрыдалась.
