по ансамблю… Представляю, сколько долларов она им подкинула в дни существования клуба —, когда большинство критиков протестовали против грамзаписи Джонни и использовали для оценки джаза давно прогнившие критерии… Когда маркиза разражается речью, невольно думаешь, не выделывает ли она языком шутки в стиле Диции, ибо импровизации следуют одна за другой в самых неожиданных регистрах. Наконец в качестве финального аккорда маркиза хлопает себя по ляжкам и заливается таким истерическим смехом, словно кто-то вознамерился защекотать ее до смерти. (Кортасар)
Неслучайно, говоря о создании музыкальных произведений, люди, говорящие на разных языках, используют глаголы с общим значением составлять, соединять части, компоновать. В музыке господствует синтагматика и по числу уровней своего языка музыка превосходит поэзию. «Музыка» суммирует совершенно несоединимые реалии, которые, быть может, никогда не были в соприкосновении. Так случилось в двадцатые годы XX века, импровизация литературная шла параллельно с импровизациями блюзовых ансамблей и негритянских оркестров. И в искусстве, и в музыке, и в литературе мы видим печаль и слышим мелодию печали, зовущую в забытье, в желание отгородиться от реального времени.
Пьер Мак Орлан. Жизнь и творчество
За круглым столом академии Гонкуров Пьер Мак Орлан оказался в 1950 году. Его окружали замечательные авторы, отдельные из которых были его друзьями — Андре Дотель, Франсис Карко, Ролан Доржелес. Лишенный тщеславия, но чувствительный к доброму отношению, Пьер Мак Орлан имел широкий круг знакомств, как среди людей своего поколения, так и среди тех, кто был старше него. Это, например, издатель Гастон Галлимар, поэт Гийом Аполлинер, художник Пабло Пикассо, певец Аристид Брюан, кинорежиссер Марсель Карне, композитор Эрик Сати и многие другие, ярко представляющие свою страну и свою эпоху. Судьба и провидение сближали и перекрещивали пути этих людей, с первого взгляда, далеких, но очень близких в творчестве и в жизни в искусстве.
Начало XX века во Франции— это время, меняющее, как в калейдоскопе, картины «прекрасной эпохи» (бель эпок) на декоративный модерн (ар деко), импрессионизма на кубизм, дадаизма на сюрреализм. Постоянно обновляющееся и провокативное с позиций революционеров от искусства движение вперед отменяет в живописи литературу, историю, географию. Сюжет как таковой играет не большую роль, чем название произведения. В пластических искусствах смотрят теперь на форму и иногда на цвет. Пикассо розового и голубого периода, по признанию Мак Орлана, очень соответствовал его юношеским настроениям. Жизнь впроголодь, в нищете и холоде на Монмартре, приобрела после знакомства с картинами художника определенные цвета, перестала быть простой, черно-белой. Выбросив однажды в окно на монмартрскую улицу старую дымившую железную печку, Мак Орлан неожиданно привлек к себе внимание художников, живших в знаменитом Бато Лавуар, в их числе были Морис Вламинк, Андре Дерен и Пабло Пикассо. Горящие, как угли, глаза последнего (сравнение здесь больше его значения) понуждали Мак Орлана к страсти, ритму и энергии. Тем более что однажды Пикассо оставил Мак Орлану свое ателье. Их роднило и то, что оба рисовали на стенах, и их фрески для потомков оказались навсегда утраченными: стены ломали и перекрашивали. Непосредственным соседом Мак Орлана некоторое время был Гийом Аполлинер, с которым он дружил, и они часто за беседой обедали вместе.
Пьер Мак Орлан, псевдоним Пьера Дюмарше, родился в 1882 году в Перроне на Сомме (Пикардия), где его отец, лейтенант от инфантерии Эдмонд Дюмарше, служил в гарнизоне. Его мать умерла, когда писателю еще не было четырех лет. Воспитанием будущего писателя занималась сестра матери Эмма Артюс и ее муж Ипполит Ферран, выпускник парижской Эколь Нормаль, работавший инспектором академии в Орлеане, антиклерикал и защитник светского образования. Пьер и его брат Жан, которых отец фактически бросил, учились в этом городе под присмотром дяди в лицее Потье. Оба брата мечтали стать художниками. Однако как только Пьер получил аттестат, Ипполит Ферран тотчас же решил сделать его, как он сам, учителем, для чего отправил племянника учиться в руанскую Эколь Нормаль.
Андре Моруа в 1928 году в превосходной книжке «Руан» рассказал о своих годах учения в известном лицее этого города, где занятия вел будущий знаменитый философ Ален (Огюст-Эмманюэль Шартье, 1868–1951), печатавший в «Депеш де Руан» свои еженедельные «Мысли». Ален говорил на разные и как будто незначительные темы — о празднике Рождества, о поэзии, о соборе. Однако, читая его короткие заметки, руанцы находили такие идеи, которые никогда прежде не приходили им в голову: «Кто только не насмехался над старомодным учителем риторики, говорившим «Господа, как же это красиво!», однако я считаю, следует различать автора и современную ему историю, что сейчас обычно не делается. Поскольку назначение культуры— познание человеческой природы, явления насущного и сложного, необходимо понимать, в какие условия мы поставлены. Учеба коротка, а опыт долог».232
Мак Орлан предпочел опыт. После года обучения в руанской Эколь нормаль, нетерпеливый юноша поступает на работу в ту самую газету «Депеш де Руан», которую Ален прославил своими еженедельными сентенциями. Заходя ежедневно в «Альбион бар», находившийся в квартале, где гуляют матросы, Мак Орлан учится играть на аккордеоне, совсем не уважаемом тогда даже в артистической среде, народном инструменте. Одновременно он сочиняет слова для песен и сам пытается петь. Четыре года подряд будущий писатель работает то корректором, то типографом, пишет для своего удовольствия картины, украшает фресками харчевни за возможность иногда там бесплатно поужинать, встречается с подружками и заводит друзей. Позже в книге «Города», он скажет: «К концу 1901 года я вступил на руанскую улицу Повозок так, как проникает вечерняя тень в квартиру-студию. Наступили сумерки. На улице благодаря сильному ветру смешались два запаха: бочкового сидра и пароходного дыма английского грузового судна, стоящего на якоре у Парижской набережной возле самого входа на улицу Виконтов. Моросил мелкий дождь, так чудесно аккомпанирующий образам будущего, которые я рисовал себе в вображении».233 (Перевод. — О. Т.)
Руан— это город, заложивший основы личности Мак Орлана, именно там он, сначала, по мнению друзей, а потом критиков, ощутил свое призвание. И, хотя потом художник полюбит Гавр и Онфлер, Брест и Гамбург, Дюнкерк и Лондон, но в душе останется верным городу своей юности. Есть, по мысли писателя, изложенной им в «Руководстве для настоящего искателя приключений» (1928), некоторые географические места, от которых так и веет приключениями, есть также города у воды, чья специфика весьма благотворна. Само название этих городов вызывает в уме пассивных искателей приключений щемящий отзвук. В очерке «Руан, или маленькие удовольствия больших городов», написанном Мак Орланом в период между двумя войнами и вошедшем
