"Нам, коммунистам, ближе по духу учение, которое утверждает возможность переделки, перестройки органического мира, а не ждет внезапных, непонятных, случайных изменений загадочной наследственной плазмы. Именно эту сторону в учении неоламаркистов подчеркнул и оценил тов. Сталин в работе "Анархизм или социализм?"."
Сильнейшей стороной лекции было то, что начальник Отдела науки ЦК ВКП(б) восстал против краеугольного положения тех лет, принимавшегося в качестве аксиомы, — о переносе спора с генетиками в сферу политической борьбы, о разделении спорящих на сторонников буржуазного и социалистического мировоззрения. Это была одновременно и смелая (для партийного работника) и принципиальная (в идеологических условиях тех лет) позиция.
"Неверно, — сказал он, — будто у нас идет борьба между двумя биологическими школами, из которых одна представляет точку зрения советского, а другая — буржуазного дарвинизма. Я думаю, следует отвергнуть такое противопоставление, так как спор идет между научными школами внутри советской биологической науки, и ни одну из спорящих школ нельзя называть буржуазной".
Докладчик не делал секрета из содержания своей будущей лекции, и слухи о ней докатились до ушей "колхозного академика". Лысенко решил послушать лекцию, но сделал это необычным путем. Он сел в кабинете своего дружка М. Б. Митина, исполнявшего, наряду с другими, обязанности заместителя председателя Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний в здании Политехнического музея рядом с Большим залом лектория. В кабинет был проведен динамик, благодаря чему можно было, не ставя никого в известность, подслушать всё, о чем говорилось в зале.
Уже сам этот тайный маневр говорил о многом. Раньше Лысенко не прибегал ни к каким уловкам и открыто вступал в борьбу, но сейчас положение стало настолько плохим, что ни предотвратить выступление путем закулисных переговоров, ни, на худой конец, помешать Жданову в ходе лекции ни Лысенко, ни его дружки не могли. Можно себе представить, какое сильное впечатление на зал и докладчика произвело бы внезапное появление в зале Лысенко, которого вся страна знала в лицо.
Но этого не произошло. Лысенко сидел, отгороженный от зала лишь небольшим коридором и вслушивался в голос партийного лидера, впервые за много лет публично говорившего о его, Лысенко, роковых ошибках. Было что-то трагическое во всей этой сцене. Чем-то унизительным веяло от одного только вида худой, слегка ссутулившейся фигуры пятидесятилетнего Президента Академии сельхознаук, самого известного в стране ученого, вынужденного за плотно затворенной дверью внимать голосу молодого Жданова, беспощадно сбрасывавшего его с пьедестала еще при жизни. Он не нашел в себе сил встать из-за чужого стола и, сделав десяток шагов, войти в аудиторию, чтобы хоть что-то возразить лектору. Ему не хватило мужества и для того, чтобы скрестить шпаги с влиятельным критиком сразу после лекции. Они разъехались, не показавшись друг другу на глаза, и виновником умолчания, этой игры в прятки, был не Юрий Жданов, а Трофим Лысенко, трусливо отсидевший всю лекцию в одиночку в соседнем с залом кабинете.
На следующий же день слухи о публичных высказываниях Юрия Жданова разнеслись по Москве и потрясли многих. Еще через день после этого исторического события московские биологи собрались в Доме Ученых и с энтузиазмом обсудили лекцию молодого Жданова. Многие с надеждой ожидали, что, наконец-то, обанкротившийся во всех отношениях мошенник будет убран с руководящих постов.
Для Лысенко, слышавшего своими ушами всё сказанное, наступили дни тяжелых раздумий. Понимая, что высказывания начальника Отдела науки ЦК, да к тому же сына Секретаря ЦК партии и близкого к самому Сталину человека, могут значить очень много, он осознавал, что эта лекция могла оказаться началом конца его карьеры. Что делать? И вот тут Лысенко показал, что он был настоящим бойцом и гроссмейстером кабинетных игр. Он обдумал многоходовую партию, началом которой должно было стать обращение непосредственно к Сталину. Но он решил указать в письме и второго адресата, пока еще отвечавшего за подготовку лекторов высшего партийного звена, перед которыми его ославили. Иными словами, он указал вторым адресатом отца своего обидчика — А. А. Жданова. Письмо он написал достаточно пространное, изложил свои ощущения и открытое несогласие с Юрием Ждановым. Терять уже было нечего, всё складывалось хуже некуда. Как предлог для обращения он решил использовать просьбу об "отречении от престола":
