губами к моему виску, шумно выдохнул:
— Не напрасно, не переживай. Просто теперь стало немного… иначе.
— Иначе? Это как?
Он хищно улыбнулся:
— Расскажу как-нибудь потом, если перестанешь мне врать.
— А сейчас?
— А сейчас я хочу знать, что ты сотворила с моим братцем?
Я стукнула его в грудь:
— Пусти, ты же меня раздавишь!
Он пропустил просьбу мимо ушей.
— Я жду. Мы, кажется, договаривались, что ты не станешь применять магию к семье.
Спорить было бесполезно:
— Пусти, я скажу.
Но Вито не отпустил, а только ослабил хватку.
Я опустила голову, облизала губы:
— Да, я заколдовала Леандро. И не проси — чары не сниму!
— Это я понял и без тебя. Какие именно чары?
И тут я почувствовала, что яростно краснею. До острого жжения в щеках. Сейчас все показалось такой глупостью… С языка это слетело еще глупее:
— Я заставила его полюбить Ромиру…
Вито поджал губы. Господи… я знала, что он будет недоволен.
— Что еще?
Я покачала головой:
— Больше ничего.
Он прищурился:
— А остальные братья?
Я снова замотала головой:
— Ничего! Клянусь!
Уголки его губ дрогнули:
— Клянешься? Ты уже нарушила обещание. Я не верю твоим клятвам. Где гарантия, что ты не провернешь нечто подобное со мной?
И теперь стало совсем не смешно. Тон Вито не казался задорным. Я размякла в его руках, и в груди стало холодно, будто вместо сердца вложили ледышку.
Повисла гадкая пустая пауза. Вито тронул мой подбородок, вынуждая смотреть на него:
— Не спросишь, почему я этого не желаю?
Наверное, я не стала бы спрашивать. Няня правильно говорила: насильно мил не будешь. Спрашивай, не спрашивай. Вопрос ничего не изменит. Любовь не всегда взаимна. Может, я неправа, пытаясь решать за Леандро…
Я покачала головой:
— Нет.
Я снова попыталась опустить голову, но мой муж лишь сильнее стиснул пальцы, почти до боли.
— А я все равно отвечу. — Он пристально уставился на меня, и в его глазах сверкнули острые морозные искры. — Потому что я люблю тебя без всякой магии. И сильнее всякой магии. Полюбил еще тогда, в хижине Чиро.
Я чуть не захлебнулась вздохом, боялась поверить. Прошептала, как настоящая дурочка:
— Правда?
— Правда. И больше не могу ждать. — Он легко касался губами моих щек, по которым потекли слезы, лба, кончика носа. — Я люблю свою жену и намереваюсь жить с ней долго и счастливо. И я не согласен иметь меньше сыновей, чем принято в нашей семье. Только не таких балбесов.
Я нахмурилась:
— А…
Но Вито закрыл мне рот поцелуем, и вопрос о дочке просто повис в летнем ночном воздухе.
Эпилог
Это стало нашей семейной традицией. С легкой руки Лало.
Следующей весной, едва проклюнулись на деревьях нежные почки, мальчик чуть ли не через день просил отвести его на Лисий нос. Он хотел видеть, как просыпается Мертвый лес, и очень боялся, что тот снова станет безжизненным. Но минуло уже шесть лет, и каждый год тот буйно зеленел, а осенью покрывался желтизной и ярким багрянцем. Теперь здесь хозяйничал новый Король леса. Как и положено морозному зверью, он приходил с большим снегом, и с ним же, когда наступала пора, уходил далеко на север. Все вернулось на свои места. И теперь каждый год, когда воздух наполнялся весенним теплом, и распускались молодые листочки, мы всем семейством выбирались на пикник, любовались оживающим лесом.
Должна признаться, что каждый такой выезд, хоть и был для нас большим важным событием, становился настоящим стихийным бедствием. На рассвете слуги начинали таскать на Лисий нос мебель и утварь, повара готовили короба с закусками. К полудню седлали лошадей и выкатывали особый узкий возок для свекрови, в который запрягали смирного ослика. Его сделали специально, чтобы мог проехать в расщелине.
Но что было самым удивительным, бывшая мегера стала послушной и сговорчивой. За все эти годы я ни разу не слышала от нее каприза или упрека. Она была всем довольна, никуда не пыталась влезать и даже не сказала мне за все время ни единого дурного слова. Называла доченькой, и, казалось, души во мне не чаяла. И на любые вопросы всегда отвечала, что сначала надо бы посоветоваться со мной, потому что я здесь хозяйка. Вечерами она играла с Анитой в карты, раскладывала пасьянсы или слушала, как ей читают книгу. Очень любила, когда приходил читать Лало, и ждала его визитов. И сложно было вообразить, что когда-то свекровь была совсем другой…
Керро за эти шесть лет мы видели всего лишь дважды. Он отправился в Королевскую академию сразу после того, как все закончилось. Жил в нашем столичном доме, регулярно получал содержание от моего мужа, но никакого интереса к семье не проявлял, будто нас не существовало. Даже писем брату или матери не писал. О его делах Вито узнавал от столичного управляющего. В прошлом году Керро блестяще окончил академию и остался в качестве молодого преподавателя. Его не интересовало ничего, кроме наук.
А Мануэль и Рамон никакой тяги к наукам никогда не питали. Они вообще не питали тяги ни к чему, кроме охоты и инспекции винных погребов. Близнецы, наконец, дождались баронских титулов и укатили на восток, в свои новые маленькие владения. Никто из них еще не женился. Да и не слишком стремился. Говорят, близнецы — это всегда что-то особенное, что почти невозможно понять обычному человеку. Особая связь и привязанность. Как и двойняшки. Впрочем…
Порой мне казалось, что двойняшки — это вечное противостояние и военные действия. Даже если им было всего пять лет. И мы с Вито, порой, даже не верили, что угораздило нас обоих вляпаться именно так. Может, потому, что это были мальчик и девочка… А, может… Уму непостижимо…
Альберто всегда кричал так, что уши закладывало. Похлеще девчонки. Он с визгом подбежал к Вито и дернул его за камзол. Тряхнул рыжими кудрями:
— Папа! Папа! Бланка заколдовала корягу! И теперь я не чую старую жирную белку!
Я медленно выдохнула, надув щеки. Почему сейчас? Почему они не поссорились хотя бы ближе к вечеру, когда мы вернемся в замок? Я выпрямилась, сидя на подушках, отыскивала взглядом дочь:
— Бланка! А, ну, иди сюда!
Та присеменила, сцепила руки за спиной и закатывала янтарные глаза, строя из себя святую невинность. Ей было всего пять, но хитростью десятилетнего переплюнет!
