нормальности. Леся – а с ней и ручеек, и ров для ручейка – свернула во дворы и пошла в тени заброшенного многоквартирного здания. Илья сказал бы, как называется этот стиль архитектуры, а Вика захотела бы потрахаться в одной из замусоренных квартир. Воспоминание о бывшей подруге – о бывшей девушке Ильи – по сей день вызывало у Леси дискомфорт.
«Есть вещи, – вдруг подумала Леся, – с которыми нас кладут в гробы».
Мысль о гробах резонировала с продолговатыми окнами пустующего дома – в темноте их можно было принять за поставленные вертикально домовины без крышек. Сутулый фонарь лил свет на волглый каменный склон овражка, озарял паутину в щелях между замшелыми валунами какого-то фортификационного бастарда. Леся затянулась, озирая потрескавшийся фасад здания. На подоконниках между решетками и грязными стеклами громоздились курганы голубиного помета. Из оконного проема второго этажа за Лесей наблюдала размытая фигура. Леся сбилась с шага, но продолжала идти, косясь через плечо, пока окно и силуэт в окне не скрылись за поворотом. Напоследок фигура повернула голову, провожая путницу взглядом невидимых глаз.
«Бездомный», – подумала Леся, пуляя окурком в кусты, и вспомнила рассказ Ильи о фигуре за мусорными баками. В Праге полно бездомных. И ничуть не меньше призраков.
«Ты в большой опасности, малышка…»
Леся выдохнула, прорвавшись из подворотни к новеньким, как с конвейерной ленты, четырехэтажкам. Тревога сразу испарилась, паранойя в ярком свете подъездных ламп приняла облик картонного скелета на ниточках. Леся вошла в квартиру, разуваясь, решила, что сегодня можно расщедриться на ванну вместо душа. Ванна с пеной и морской солью снимет стресс. И, раз в гостях у Ильи не сложилось с ромом, она откупорит бутылочку моравского вина.
Настроение улучшилось. Леся включила ноутбук, запустила The Lazy Song Бруно Марса. Опираясь о напольную вешалку, стянула джинсы. Собиралась снять кофту, но заметила что-то инородное на ковре. Присела, хмурясь, и подобрала канцелярскую резинку.
«Откуда она здесь?»
Леся посмотрела по сторонам, словно ожидала увидеть Илью. Тот постоянно приносил со своей треклятой работы такие резинки. А вот у Леси их отродясь не водилось. Верно, притащила от Ильи, на одежде. Леся пожала плечами, отбросив резинку. Выскользнула из кофты, в ванной с облегчением избавилась от лифчика, долго регулировала температуру воды и мурлыкала в такт регги. Закрутила кран. Вдруг осеклась и заторможенно посмотрела на полку, где выстроились кремы, скрабы, шампуни, тоник, маски, ванильное молочко для тела, защитный спрей для волос, масло с ароматом шоколада.
Ни с того ни с сего Лесю обуяло абсурдное чувство, словно реальность, состоящая в том числе из этих баночек и тюбиков, фальшива; бумажный очаг, ледяной посвист запредельного сквозь прорехи. Пушистая пена щекотала кисть, опущенную в воду. Стылый воздух облизал ноги Леси, на голой коже выступили мурашки, соски затвердели от холода. Леся обернулась, ища источник сквозняка. Свет подъездной лампы лился в коридор, разгоняя темноту. Входная дверь была распахнута настежь, и из-за ее полотна незнакомая женщина заглядывала в квартиру Леси. Смотрела на Лесю выпученными совиными глазами и водила скрюченными пальцами по металлу.
Леся вскрикнула, инстинктивно прикрывая мокрой рукой грудь. Никогда прежде она не ощущала себя такой уязвимой. Ветер из дыр в очаге был дыханием голодного волка, сносящим дурацкие домики поросят. Оскальзываясь на кафеле, Леся ринулась в коридор.
– Что вам надо? – выпалила она. – Вы сдурели? Вон!
Женщина попятилась в подъезд. Леся всем телом врезалась в дверь и захлопнула ее перед носом чужачки. Непослушные пальцы ухватились за ручку, соскользнули, вновь вцепились в металл и провернули набалдашник. Механизм защелкнулся, подчиняясь. Сдвинулись сувальды. Три штыря итальянского производства заблокировали дверь и спрятали Лесю в крепости, чью надежность парализованный ужасом разум ставил под сомнение. Леся прижала озябшие ладони к горячим щекам. Бруно Марс прервался: барахлил Wi-Fi.
«Я забыла запереться! Оставила дверь открытой, идиотка!»
«Ты запиралась, – возразил внутренний голос. – Всегда запираешься».
С трудом, словно бороздя топь, Леся подступилась к двери и посмотрела в глазок.
«У них есть отмычки ко всем замкам», – напомнил Деннис из сна.
Женщина, не научившаяся стучаться, стояла за дверью, в метре от Леси. Одутловатое лицо казалось воздушным шаром, который привязали за ниточку к дверной ручке. В облике гостьи не было ничего угрожающего, но отчего-то именно обычность этой короткостриженой грузной бабы пятидесяти с хвостиком лет наводила на Лесю трепет.
– Кто вы такая? – Вопрос прозвучал затравленно.
Губы женщины шевельнулись, но Леся не услышала ответа. Голова-шарик качнулась вперед, и тьма заслонила глазок. Женщина прижалась к нему лбом.
– Я считаю до пяти и вызываю полицию.
Леся обхватила себя руками.
– Раз.
За дверью было тихо, как в могиле. Единственные соседи Леси, многочисленная вьетнамская семья, допоздна пропадали в своей «Вечерке».
– Два. Иди ты к черту.
Леся вбежала в комнату, первым делом набросила халат, а вторым – попыталась найти телефон. Она была уверена, что оставила мобильник заряжаться, но зарядка валялась на столе, возле зеленой канцелярской резинки. Взгляд Леси заметался по комнате. Она сказала достаточно громко, чтобы ее услышали за входной дверью:
– Алло. Меня достает какая-то женщина. Возможно, наркоманка. Она пробралась в подъезд и торчит у моей квартиры. Диктую адрес…
Разговаривая с вымышленным паном полицейским, Леся на цыпочках вышла в коридор и снова посмотрела в глазок. Пятачок перед дверями был пуст. Датчик движения, экономя, погасил лампу.
– Жду вас, – на всякий случай сказала Леся в кулак и схватилась за голову.
«Дурдом! Если сегодня еще что-то случится, лежать мне в психушке, в одной палате с Ильей».
Ванна больше не прельщала. Не хотелось лежать в ней голой и представлять слоняющуюся в нескольких метрах – пусть и за преградой из металла и пенополистирола – сумасшедшую тетку. Лучше и впрямь позвонить в полицию. И выпить для успокоения нервов бокал вина.
Леся повернулась к ванной. Резко запел Бруно Марс. Сначала в полутьме загорелись две белые увеличивающиеся точки. Затем вокруг точек образовалось напудренное лицо. Незнакомец вышел из Лесиной кухни, из теней, как змея из своей кожи. Леся успела заметить куртку, какие носят почтальоны, и белую пудру на лице чужака, и эти адские глаза, подобные осколкам зеркала, отражающим пламя. Огонь не озарял глубокий мрак в глазных впадинах. Глаза были шляпками серебряных гвоздей, вколоченных в темноту.
Леся отпрянула и врезалась в стену. Рот почтальона стал открываться. Шире, еще шире. Настолько широко, что он мог без труда вместить в себя два мужских кулака. Челюсть отвисла до ключиц. Лесе казалось, она проваливается в этот влажный розовый зев. И в сияющие глаза того, кто прикидывался почтальоном. Притворялся человеком.
Верхняя губа чужака
