Глава 9
Мистер Хэнкок никогда в жизни не пользовался будильником: для него совершенно естественно вставать на рассвете, что он и делает каждый день, без труда и без жалоб. Сегодня утром он открывает глаза, когда куранты церкви Святого Николая бьют третий раз из шести, и мгновенно полностью просыпается, словно и не спал вовсе.
– Русалка, – вслух произносит мистер Хэнкок и резко садится в постели.
Вокруг не видать ни зги, поскольку в комнате темно и полог кровати наполовину задернут, но он ощущает теплое, потное тело Анжелики, свернувшейся клубком рядом, и легонько похлопывает ее по – предположительно – плечу. Она скулит, как котенок.
– Ваша русалка прибыла, – шепчет мистер Хэнкок. – Вы поедете со мной посмотреть на нее?
– Нет никакой русалки, – сонно бормочет Анжелика, переворачиваясь на живот.
– Просыпайтесь, миссис Хэнкок.
– Нет, сэр.
– Что, уговаривать вас бесполезно?
– Идите один и удостоверьтесь, что она настоящая. Я не потащусь в доки ради дурацкой игрушки.
– Да, пожалуй, в вашем счастливом положении главное для вас – покой и отдых.
Мистер Хэнкок отодвигает полог и осторожно выбирается из постели. Анжелика вольно раскидывается на освободившемся месте, пока он прыгает на одной ноге, просовывая вторую в штанину бриджей. Он старается производить возможно меньше шума, но по пути к двери больно ударяется голенью об угол бельевого сундука и хрипло чертыхается.
– Т-ш-ш! – шипит Анжелика.
– Простите меня! Простите!
Мистер Хэнкок на цыпочках спускается по лестнице, ступая легко, как балерина. Из кухни выходит Бригитта с полным ведром угля.
– Доброго утра, – улыбается он, переполненный радостью, но девочка хмуро косится на него и не отвечает; по крайней мере, ставни уже открыты, и прихожая залита светом весеннего солнца. – День сегодня чудесный, – говорит мистер Хэнкок, выходя на улицу в сопровождении кошки. – Очень важный день. Я наконец-то стану отцом. И мой лучший корабль, «Единорог», благополучно вернулся.
Кошка зигзагами бежит по улице, от одной сточной канавы к другой, опустив мордочку к самой земле и подергивая усиками. Она голодна.
– Ты думаешь, тебя это никак не касается, – продолжает мистер Хэнкок, – но на самом деле именно благодаря моей работе ты кормишься шкурками бекона.
Достигнув адмиралтейских продовольственных складов, распространяющих окрест душный запах скотобойни, мистер Хэнкок и кошка расходятся в разные стороны. Она, задрав хвост трубой, бросается в черную тень высокой стены, а он направляется через поля, с наслаждением вдыхая влажный воздух, напоенный ароматом молодой травы. Птицы шумно щебечут, и три рыжие коровы наблюдают за ним из-под полуопущенных ресниц, когда он перебирается через перелаз, рискуя порвать по швам тугие бриджи. Отсюда длинная, обсаженная деревьями дорога ведет прямо к Гренландским докам, и мистер Хэнкок весело шагает по ней, взбивая пыль башмаками и жмурясь от солнца, проникающего сквозь веки приглушенным розовым сиянием.
Вскоре воздух приобретает маслянистую вязкость, становится липким, забивает ноздри сальным рыбным запахом, который по мере приближения к докам становится все гуще, все мерзче и, в конце концов, превращается в тяжелый смрад тухлятины: пласты сала, срезанные с китовых туш на гренландском льду, много дней и недель лежали, сочась жиром, прогоркая и воняя, в трюмах промысловых судов, возвращающихся в Англию. На пристанях рабочие берут эти пласты один за другим из огромных куч и, давясь тошнотой, прокалывают водянистые пузыри в них, выпуская скопившийся там зловонный газ и протухлую жирную жидкость. Эти несчастные никогда в жизни не видели живого кита, но отлично знают, какая его часть на что идет: жир – на мыло и светильное масло; спермацет – на бездымные свечи; китовый ус – на корсеты для их жен и подружек.
В длинных кирпичных зданиях слева от пристаней уже вовсю гудят печи для перетопки, и рабочие загружают в громадные медные чаны губчатые куски сала-сырца. Мистер Хэнкок приближается к группе мужчин, вышедших подышать свежим воздухом.
– Доброго вам утречка, ребята.
– И вам доброго, сэр. Давненько вас не было видно.
– Да я и сегодня-то сюда не собирался. Но меня вызвали по одному секретному делу. Капитан Тайсо Джонс здесь?
Один из рабочих кивком указывает в сторону крайнего причала. Там у самой воды стоит капитан, высокий и худой, совсем один среди всей этой кипучей деятельности. Лицо его бледно и неподвижно, и он безостановочно вертит в руках шляпу, словно совершая некое обрядовое действие, сопровождающее молитву.
