Пьесы
Афанасий Салынский
МОЛВА
Пьеса в двух частях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
А л я Б а т ю н и н а, землеустроитель.
И в а н Ш и ш л о в, телефонный мастер.
А л е к с е й В а с и л ь е в и ч О к а т ь е в, техник на лесоторговой базе.
А в д е й М и х а й л о в и ч М о ж а р е н к о в, председатель поселкового Совета.
Л а р и с а М а к с и м о в н а С а д о ф ь е в а, управляющая губернской лесоторговой базой.
С е р г е й В а р ф о л о м е е в и ч С а д о ф ь е в, ее муж, профессор губернского университета.
П а в е л Н и к о л а е в и ч Ф р я з и н, хозяин фабрики гнутой мебели.
А г а ф ь я Ю р ь е в н а, его жена.
В и т а л и й Н и к и т о в и ч М ч и с л а в с к и й, артист.
Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а, его жена.
Д а н и и л П е т р о в и ч П е р е в о з ч и к о в, адвокат.
М л а д е н ц е в.
Б у л ь-Б у л ь.
М ы с л и в е ц.
В и к т ю х а.
М а р ф а Б о р д о в а я.
Х л ы н к о в.
В е р х о р у б.
Т е р е н т и й П а с ы н к о в, поэт.
Ж и т е л и п о с е л к а, г о с т и, л а в о ч н и к и, м у з ы к а н т ы.
Часть первая
1
В темноте сцены постепенно возникает зарево. Пожар. Мы видим вышедшую из темноты, под красноватыми бликами, А л ю. Та остановилась, усталая, внутренне разбитая. Теперь мы замечаем, что на лице Али копоть, одежда ее прожжена. Появляется М а р ф а Б о р д о в а я. Еще достаточно молодая, крепкая баба в разодранной, грязной одежде. Марфа на ходу поет:
Положу кольцо на камень,
Сама выйду в монастырь…
Пускай горе достается
Всем ребятам холостым…
Еле слышно причитает, сбивчиво, жалобно.
М а р ф а (подходит к Але). Солнышком голову припекло? Месяц высоко повис… Молоденький. А я веревку схватила — за месяц уцеплю… Петелечку сделала. Помой личико-то… Вот тебе водица свежая. (Из пустых пригоршней как бы плескает на лицо Али. Припадает к ее плечу.)
А л я. Спасибо, Марфа.
Идут двое мужиков, один из них, с длинным багром — В е р х о р у б.
В е р х о р у б. Не иначе — контра. Ихних рук этот пожар. А двери-то, говорят, подперты были.
М у ж и к б е з б а г р а. Кто теперь разберет…
Появляется Ш и ш л о в, рослый парень лет двадцати пяти, бледнолицый, с усталыми, напряженными глазами. У него в руках плотно набитая сумка телефонного мастера и моток провода.
Ш и ш л о в. Аля!.. А я метался: вдруг и ты там, в огне…
Аля молчит.
Хороший телефонный аппарат сгорел.
А л я (с укором). Ребята мои… в окна прыгали…
Ш и ш л о в. То банда налетит, то тиф. Теперь вот откуда-то пожар… Знаешь, прямо душа, как бомба, готова разорваться. До чего же еще люди несчастные… (Ласково.) Ладно, успокойся. Товарищи твои живы.
А л я. Иди-ка ты, Ваня, спать.
Ш и ш л о в. Могу и пойти, но сны я вижу странные: в голову приходят мысли — гениальные, удивительные слова… Я их твержу, твержу, чтоб запомнить. Просыпаюсь, а оказывается, что вместо них бормочу какое-то «дыр-мыр-пыр». Отчего бы?
А л я. Форточку на ночь открывай.
Ш и ш л о в. И люди, с которыми во сне говорил, к яви меняются!.. Только ты приходишь из моих снов совершенно не изменившись. (Уходит.)
Шумно переругиваясь, валит толпа баб. Они тоже с пожара. Среди них Н а с т я, лет около тридцати, на ходу поправляет растрепавшиеся волосы.
Н а с т я. В город звонить надо. В губчека!
П е р в а я б а б а. Таскать будут. Особенно — кто по соседству живет.
Проходит с подчеркнутой неторопливостью М л а д е н ц е в — здоровенный мужчина лет под тридцать, в котором чувствуется и хватка, и сметливость. Младенцев увидел мужиков — и подался в сторону.
Входит Х л ы н к о в, статный мужик лет около сорока, слегка подволакивает ногу.
Х л ы н к о в. Чего горело?
В е р х о р у б. Школа. В ней, пока лето, землемеры квартировали. Дотла сгорела.
Х л ы н к о в. А кто эта молодая?
В е р х о р у б. Главная тут. Из города. Землемерами командует. (С подозрительностью.) Постой-ка, а ты кто такой тут шатаешься?
Х л ы н к о в. Из Вязников я. Приехал лесу раздобыть.
М у ж и к б е з б а г р а. Как так раздобыть?
Х л ы н к о в. В поселке-то вашем — лесоторговая база.
В е р х о р у б. База!.. Губернская она. Не про тебя.
Х л ы н к о в. Да уж третий день канючу. (Зевает.) Разбудили весь поселок… А они, землемеры, чего тут делают?
В е р х о р у б. Меряют землю. Говорят, завод тут будет строиться. Да еще большая железнодорожная станция.
Х л ы н к о в. Мужики, у вас у кого, часом, нет ли какого повыше знакомого на этой лесобазе?
В е р х о р у б. Есть.
Х л ы н к о в. Да ну! Начальник, большой?
В е р х о р у б. Самый-самый. Бревна в штабеля укладывает, Илья Верхоруб.
Х л ы н к о в. Познакомил бы, а?
В е р х о р у б (подает руку). С моим почтением.
Х л ы н к о в. Ты?! Самый-самый… Эх, мать твоего отца, прохожего молодца! (Уходит.)
2
Губернская лесоторговая база, находящаяся в поселке Птюнька. Уголок конторы с телефоном. Правее — широко открытая панорама: штабеля бревен и рельсовые пути.
Доносятся гудки паровоза, визг механических пил. Эта, новая, картина, как и все последующие, возникает стремительно, без отбивки паузой или светом.
С а д о ф ь е в а (азартная, красивая, в деловой одежде, в сапогах, вбегает справа и, сложив рупором руки, кричит). Платформы с досками не задерживайте!..
Появляется Х л ы н к о в.
Х л ы н к о в. Эх, быстра… Товарищ Садофьева! Ежели же мне без лесу возвернуться домой, на деревню, тогда ж пропадай… Хата развалилась! Пока воевал да ноги-руки заново прирастали…
С а д о ф ь е в а. Воевал? Где был ранен?
Х л ы н к о в. В германскую бог миловал. Зато опосля расшарахало, когда Крым брал.
С а д о ф ь е в а. Садись. В каких частях был?
Х л ы н к о в. В пехоте. Плыли-шлепали через Сиваш…
С а д о ф ь е в а. А я, понимаешь ты, в кавалерии.
Х л ы н к о в. Ого!..
С а д о ф ь е в а. Тебя как звать-то?
Х л ы н к о в. Львом, Лев, сын Борисов, Хлынков.
С а д о ф ь е в а (веско). Иди, Лев, к старшему конторщику, скажи, сколько тебе лесу надо, — и вывози.
Х л ы н к о в. Ну, выручила!.. Баба ты — нашенская. (Горячо жмет руку Садофьевой, уходит — тут же возвращается.) Послушай, а деньги куда платить?
С а д о ф ь е в а. С тебя-то деньги?.. (Зовет.) Наза-ар!
Входит М л а д е н ц е в, он — старший конторщик.
Оформи лес за государственный счет — инвалиду Красной Армии.
М л а д е н ц е в. Как прикажете. (Уходит.)
Х л ы н к о в. Эх, мать твоего отца… Дай я тебя поцелую?
С а д о ф ь е в а (подставляя щеку). Целуй, Лев Хлынков!
Хлынков целует и бежит, но снова возвращается.
Еще поцеловать? Раскочегарился? Знать, хорошо тебя после ранений сшили…
Х л ы н к о в. Слушай, это же… Говорят, твою базу будут сносить? Землемеры… Такую бабу сносить!
С а д о ф ь е в а. Ладно, ты не волнуйся. Может, базу еще и не тронут.
Х л ы н к о в. В случае чего — только свистни! Всех подыму. Дурачье! Такую бабу сносить… (Уходит.)
Звонит телефон.
С а д о ф ь е в а (берет трубку). Садофьева. А, товарищ Перевозчиков! Что? Пожалуйста, слушаю. Три-четыре кубометра? Да хоть сегодня! Пиломатериал есть, качественный. Ясно, что для дачи. Только, если сносят дачу, зачем же ее надстраивать? Землеустроительские планы так составлены, что ваша дача попадает под снос. Знаете?.. Конечно, Батюнина, землемерка. Пытаемся и мы… Так ведь злая кобылка, лягается. Полностью разделяю, планы нужно воплощать более гибко. Вот вы и скажите где следует. Голос ваш авторитетный: законник, адвокат… Всего и вам наилучшего, Даниил Петрович. (Вешает трубку.)
Входит О к а т ь е в. Интеллигентный молодой человек в рабочей
