столб, если б он на боку лежал?
Д а р д а н е л (со слезой). Какой ты счастливый, Соломон! Как я тебе завидую! И почему такая несправедливость на земле, одним — полной горстью отсыпается, другим — совсем ничего! Взять меня, к примеру! Зачем я живу? Кому я нужен? Соломон на том свете и то счастливее меня. Сказали бы, поменяйся местами, — я бы согласился. Ты, Бабуца, даже памяти мужа верна. А моя при живом муже конца войны не стала ждать! Умру я — и вспомнить некому будет!
Д а н е л (сурово). Ну-ну-ну! Будь мужчиной! Плакать хочется, плачь дома. Ночью, в темноте. Сколько хочешь плачь. Но чтобы никто не видел. Не положено нам, мужчинам. Особенно такому солдату, как ты. Сырость ты мог на стенах рейхстага разводить, но не здесь, за этим столом. Ишь ты, одиночество свое вспомнил! Разве ты единственный?! У меня в войну всю семью немцы уничтожили. Что же нам, всю жизнь слезы лить?
Г а г у ц а. У человека одно утешение в жизни — это любовь. Кого-то надо любить — жену, мужа, друзей, детей. Жены нет, люби соседа. Но люби, обязательно! О ком-то надо заботиться. Кому-то нужно помогать. А если нет его, надо найти. Непременно найти. Иначе жизнь бессмысленна. Не зря же чужих детей усыновляют!
Д а р д а н е л (вскакивает). Кого ты хочешь, чтобы я любил? Мерзавца сына! Да лучше б я извещение о его смерти получил!
Б а б у ц а. Опять им недоволен? Исправился же он.
Д а р д а н е л. Да! Исправился! Вот. (Вынимает конверт.) Пишут мне: семь лет ему снова дали!
Б а б у ц а. Опять? О господи!
Г а г у ц а. Как же? Недавно сто рублей прислал!
Д а р д а н е л (в слезах). «Прислал!» Я сам себе их отправил. Занял у Бабуцы. Поехал в город. И отправил, чтобы перед людьми стыдно не было. Пусть думают, что у меня сын есть. Где-то трудится. И отца не забывает… Был у меня сын, которого война забрала… Ну, где же справедливость, отец вернулся, а сын… Даже не знаю, где его могила. За что бог меня покарал?! Почему второй — убийца, пьяница, вор?! Зачем мне такая жизнь?! Солнце греет и пса, и камень, и навозную кучу, и меня.
Б а б у ц а (почти кричит). Перестань, сейчас же! Такова наша доля! Не было у тебя двух сыновей. Один был, тот, который не вернулся с войны. Живи его именем, его памятью! У тебя есть чем гордиться! А другого, считай, не было! И жены не было! Я тоже памятью живу! И очаг этот сохраняю во имя памяти! Налейте бокалы!
Д а р д а н е л (смеется, сквозь слезы). Бабуца, а здорово я Данела обкорнал! Посмотри, как его постриг! Как козла!
Г а г у ц а. Почему так? Человек поднял против человека камень. Потом палку… Со временем нож, кинжал, отлил пулю… Научился стрелять… Боже мой, что только не придумал человек для убийства! Почему, отчего так?
Д а н е л. От ума это, жестокого, беспощадного ума.
Д а р д а н е л. Нет, от жадности! Все ему мало! Все хочет себе, себе! (Поднял бокал.) Господи, лиши умного жестокости, богатого корысти!
Б а б у ц а. Знала бы мать, кого рожает… Жаждущего войны лишила бы жизни в колыбели!
Д а н е л. Рождаемся все чистыми, портимся мы потом. В жизни. Воюем, толкаемся, завидуем, сваливаем, топчем! Раним не только ножом, самым страшным оружием — словом!
Г а г у ц а. Жесток человек! По-звериному жесток!
Б а б у ц а. Прекратите! Не хочу в этот день слышать такие слова! Доброта и красота тоже от человека! Хочу тост сказать! За всех матерей на земле, чьи дети не вернулись с войны! За всех, кто сложил головы! За их память! За их славу! Гагуца, ты подарил мне небо чистое. Я дарю его всем матерям земли. Выпьем до дна. (Пьет.) Эх, где Инал? Хотел он нашу песню послушать!.. Подпевайте мне. (Запевает.)
Тает вечный снег, бывает,
Тает вечный снег, бывает,
Речкой с гор бежит.
Боль в груди моей не тает,
Боль в душе моей не тает,
А душа горит, а душа горит!
Мужа кровь на поле чести,
Кровь сынов на поле чести
Мать-земля вберет.
Мать-земля со мною вместе,
Мать-земля со мною вместе
Боль мою возьмет, боль мою возьмет!
Встань, Данел, войди в круг, пригласи меня на танец, как тогда… Потом ты, Гагуца, смени его. Вспомни свою молодость! Дарданел, хватит тебе пить! Сломать дом Соломона я вам не позволила, а вот танцевать в его доме — приказываю!
Зазвучала музыка, и танцуют плавным танец старики и Бабуца, во время танца она останавливается, обращаясь к Соломону, к детям, потом опять включается в танец.
(Остановилась.) Прости мне, единственный, что нарушила свою клятву — танцую сегодня и пью. Ноги идут мои в танце, а душа моя плачет. Господи, чтобы с такой душой всегда танцевали те, кто отнял вас у меня, а меня у вас! (Снова включается в танец.) Дети мои, мать ваша в пляс пошла! Столько лет плачу сухими глазами! Иссякли слезы! (Опять танцует.) Не судите меня! Судите тех, кто принес горе в наш дом, кто одел меня в траур! Чтобы им самим не снять траур вовеки! (Танцует. Потом медленно опускается на стул. Замерла.)
Старики подходят к ней.
Д а н е л. Не придется разбирать нам этот дом, он сам рухнул.
С т а р и к и (громко запевают).
Тает вечный снег, бывает,
Тает вечный снег, бывает,
Речкой с гор бежит.
Боль в груди моей не тает,
Боль в душе моей не тает,
А душа горит, а душа горит!
Трудно понять, песня это или плач.
З а н а в е с.
К о н е ц
Примечания
1
Стихи П. Базаева.
