плелся следом. Освободить детей из лап лесного чудовища — идея, конечно, благородная, и посыпать голову пеплом за собственную порывистость колдун не собирался. Он принял решение попытаться, и был твердо уверен в правильности выбора. Но от этой уверенности задача как-то вывести верлиоку из строя проще не становилось. Отравить? Так у него в сумке нет яда такой мощи. Верлиока здоровее любого медведя будет. Зачаровать? А чем? Вряд ли великан станет благосклонно взирать на колдуна, бегающего вокруг и распевающего странные песни. Верлиока не семи пядей во лбу, но догадается, что с гостем что-то неладно. Да и для всяких сложных ритуалов призыва и пленения сильной нечисти требуются разные специальные ингридиенты, которых сейчас просто нет. Значит и колдовство отпадает. Можно было бы дождаться, пока он уснет, да попробовать прибить чем потяжелее. Но опять-таки, не факт, что сразу получится, да и омутинника удалось заставить дать обещание ждать только до заката. Потом придется другим путем, неизвестным да необследованным уходить. Да и что-то мало верится, что верлиока спокойно дрыхнуть ляжет при чужаке в избе. В лучшем случае запрет куда, а в худшем прибьет, как натешится.
Возле места, если так можно сказать, схватки Архип наклонился и медленным движением подобрал топор. Держал он его максимально расслаблено, за топорище, чтобы гневливый хозяин не учуял опасности. Как верлиока умеет разбираться с опасностями, колдун уже видел, и на себе проверять не собирался. На первый взгляд, обычный топор, ржавый старый, на топорище едва держится. И как он тут с чаще леса вообще очутился? Решив, разобраться с этим позже, Архип заткнул его за пояс, а сам бросился догонять хозяина.
Возле дома к которому верлиока тащил обезглавленное тело, стоял массивный стол из грубо обтесанных и сколоченных на деревянные гвозди досок. По многочисленным ржавым пятнам и подтекам глубоко въевшимся в потемневшую уже древесину, можно было понять, что именно на нем великан готовит пищу. А, ежели сопоставить его состояние со словами омутинника, что объявился верлиока в лесу сравнительно недавно… В общем, покушать верлиока был не дурак.
Хозяин с легкость забросил человеческое тело на разделочный стол и вытащил из стоящего рядом чурбака железный тесак размером с добрую абордажную саблю. Не обращая внимания на душераздирающие рыдания несчастных сирот в расположенной неподалеку клетки, верлиока принялся деловито свежевать Никифора. А дети, окончательно растерявшие остатки надежды рыдали, не жалея глоток. Архип нисколько их не осуждал, мальчишки имели право и на скорбь, и на страх. Но, во-первых, побаивался, что они в припадках себе повредят, а, во-вторых, слегка опасался, что их состояние как-то может помешать его планам. Буде такие, конечно, у него появятся. Поэтому он решил от греха подальше детей усыпить при первой же возможности.
Верлиока занимался разделкой умело и, если забыть, что то, что под его ножом то, что совсем недавно было живым человеком, Архип мог назвать его действия даже красивыми. Ловко отделив кисти и ступни и сделав несколько коротких надрезов, он одним ловким движением содрал с человеческого тела кожу. Подвесив труп за стоящий рядом столб он все также умело вынул и разложил по отдельным кадкам внутренности — сердце, перечень, легкие, видимо тоже имел на них свои планы. И все это практически не испачкав в крови одежду.
— ЭЙ, ГОСТЬ, — распорядился он, споласкивая руки в воде из стоящей рядом бочке и доставая из кармана трубку. — УМАЯЛСЯ Я ЧЕГО-ТО, ПОДСОБИ-КА, ПОРУБАЙ МЯСКО.
— Конечно, батюшка, — самой своей мерзкой улыбкой оскалился верлиоке колдун, и вытащил топор. — Это я в миг.
Если судить здраво, осквернение мертвого тела находилось в списке грехов, в которых можно было обвинить Архипа, далеко не на первом месте, поэтому сам он не ожидал той бури эмоций, что у него вызвала эта грязная монотонная работа. Видимо, сказались долгие годы спокойной размеренной жизни вкупе с задушевными разговорами, которые любил разводить захаживавший то за зельями, то за десятиной, а то и просто пропустить втайне от попадьи кружку браги, церковник. А может то, что делать это приходилось под обезумевшими от ужаса взглядами детей несчастной жертвы, которые на примере отца уже прекрасно понимали, какую судьбу уготовил им косматый душегуб. Как бы то ни было, но Архипу стоило немалых трудов сдержать волну праведного гнева и обуздать желание приласкать этим самым топором макушку великана. Он жаждал жаждал мести. За несчастного пьяницу, которого сейчас, словно свинью на бойне, рубили на мелкие куски, за его детей, натерпевшихся страху сверх всяческой меры и уже не факт, что способных сохранить рассудок. И, что уж греха таить, за себя. За тот стыд, который он сейчас испытывал.
Удар, другой, третий, отложить топор в сторону, зачерпнуть лопатой истекающее кровью мясо и сбросить в стоящий рядом котел с водой. И снова за топор. Мерзкая и грязная, но несложная и однообразная работа оставляла достаточно времени для размышлений и, наблюдая за тем, как курит верлиока Архип начал, кажется, придумывать план.
— ХВАТИТ, ЧЕЛОВЕК, — верлиока, наконец, поднялся со ступенек и отряхнулся. — НАМ С ТОБОЙ ПОВЕЧЕРЯТЬ ХВАТИТ. ОСТАЛЬНОЕ Я НА ЛЕДНИК ОТНЕСУ, А ТЫ ПОКА ОЧАГ ЗАПАЛИ, — и он кивнул в сторону разложенного под котлом хвороста.
— Хорошо, батюшка, — привычно поклонился Архип, пряча облегченную улыбку. У него было время. Едва великан скрылся с остатками тела Никифора, он плеснул под котел воспламеняющейся смеси из одного из своих пузырьков, и, тем самым выиграв время, бросился готовить сюрприз "гостеприимному" хозяину. Перво-наперво бросил в детей невесомой пылью — молотой сон-травой. Пусть поспят. И сами здоровее будут, и под ногами мешаться не станут. Под крыльцо закопал редкий деревянный гребень, между перилами натянул веревку, слабенько так, а в просторной полутемной избе, прямо по полу около печи рассыпал несколько гвоздей. Самых обычных, откованных деревенским кузнецом. Потом, снова воспользовавшись горючей смесью, запалил печь в избе, а в полный еще на треть флакон влил из другого пузырька травяную настойку. Сильный запах пряных трав по его расчету должен был обмануть верлиоку, перебив собою дух куреного земляного масла.
Колдун едва успел управиться, как увидел медленно бредущую от леса фигуру.
— Батюшка, — не давая великану даже открыть рта, встретил того Архип. — Вижу, умаялся ты сверх меры. Позволь я нам есть изготовлю. У меня и травки есть особые, их в мясо добавлю, обещаю, это кушанье ты на всю жизнь запомнишь.
И, не дожидаясь разрешения, кинулся помешивать варево. Верлиока тяжело опустился на крыльцо и с превеликим интересом наблюдал за суетящимся колдуном, разведшим около котла бурную деятельность. Архип постоянно что-то помешивал, доставал
