узнает, какими непотребствами тут занимается его отчаянная младшая сестрёнка. И не риск, что будет загублена моя репутация кристально честной и чистой, как слеза младенца, ученицы друида. Потому что держать у себя дома полуголых мужчин, конечно же, ученицам друида не положено ни по каким, даже самым мягким стандартом клятвы служения.
А просто котик мой приблудный во всём виноват.
Пальцы его на моём лице. Твёрдость этих пальцев на мягкости моих губ… такое странное ощущение. Тихий танец моих мурашечек где-то в животе.
То, как вжимает в стену всем телом. Мне некуда деться, я могу только беспомощно распластываться по ней, ощущая спиной каждый изгиб тех брёвен, из которых сложен подпол.
То, какая ревность вибрирует в глухом зверином рыке. И ещё темнота.
Очень, очень спокойно смотрю ему прямо в глаза. Пытаюсь одними глазами сказать, какой он дурак.
Потому что мне очень хочется, чтобы он опомнился.
Ведь совсем скоро мой брат скинет сапоги у двери, закончит стаскивать с себя тяжёлую куртку для прогулок по горам, подбитую мехом, и пройдёт в первую попавшуюся комнату. То есть кухню. И увидит распахнутую дверцу люка.
Предугадать следующее направление его движения не составит труда и полному идиоту.
Жаль, котик, когда ревнует, кажется превращается именно в такого.
И у меня в животе расцветают свои светящиеся цветочки от того, насколько сильно мне нравится его ревность.
Сверкнув на меня грозно серебряными глазами, котик убирает все-таки лапу — не выпуская из оков своего тела, просто перемещая раскрытую ладонь на стену рядом с моей головой.
— Я не врала! — шепчу обиженно, и его глаза недоверчиво сужаются. — Это мой брат. Я пойду поговорю, и он уйдет. Он надолго не приходит никогда. У него жена дома беременная.
Кот долгую секунду оценивающе смотрит.
А до меня вдруг доходит, что с испуга и пытаясь оттолкнуть, я положила ладони ему на обнажённую грудь.
Оттолкнуть ожидаемо не вышло.
Испуг тоже давно прошёл.
Сейчас я просто стою, опираюсь на стеночку, чтоб ослабевшие коленки не подогнулись, и слушаю ладонями биение его сердца.
Кот опускает голову ниже, почти касается губами моего уха. Биение под ладонями становится чаще. Очень-очень тихий голос, почти выдох мне в ухо. Шевелит дыханием волосы, заставляет мурашки не просто танцевать, а прыгать свихнувшимися зайцами туда-сюда.
— Хорошо. Иди. Но если сдашь меня… поверь, будет плохо. Всем.
И в этот момент меня впервые прошивает догадкой, что у поведения моего котика может быть и другая причина.
Ему нельзя, чтобы его нашли. Он среагировал не на присутствие другого мужчины в моём доме. А на опасность для собственной, потрёпанной в горах мохнатой шкуры.
Я роняю ладони.
Ну вот, размечталась. Дура.
А тяжёлые шаги уже прогибают скрипучие половицы почти над нашими головами. Я решаю погрустить о своих неработающих женских чарах как-нибудь потом. Сейчас надо котика спасать.
Кое-как ползу вверх, с трудом попадая по перекладинам лестницы. Ощущая взгляд, провожающий меня из полумрака. Пристальный, настороженный.
Почему же он так сильно не хочет, чтобы его обнаружили? Может, натворил что-то? Вот сейчас я впервые по-настоящему его испугалась. Или за него?
Мысли сдать даже не возникает.
Мой кот.
Только мой.
В конце концов, взяла с улицы бездомную зверюшку — несёшь ответственность.
Торопливо вылезаю и закрываю плотно крышку люка. Еще и коврик сверху обратно застилаю ногой. Главное, чтоб Арн не подумал, как подозрительно моё поведение. Ведь перед братом нечего скрывать секрет — он же сам и помогал всё устраивать. Собственными руками лестницу собирал, доски для стола моего лабораторного по одной спускал, чтоб там уже, внизу, сколотить… ящик потайной металлический на себе откуда-то припёр. На каждый день рождения — лучший подарок, очередной набор колбочек и реторт. Из самой Империи, за бешеные деньги доставал. Знает, что у меня быстро заканчиваются, когда от очередного эксперимента взрывается чего-нибудь.
Хороший он у меня.
Умный только слишком. И наблюдательный.
С трудом выпутываюсь из медвежьих объятий брата, который меня аж от земли отрывает, так соскучился. Тёмные волосы густые растрёпаны, карие глаза внимательно оглядывают меня с ног до головы, сличают с тем, как он оставил меня в прошлый раз.
Глаза я Арну тоже когда-то от эликсиров спасала и возвращала естественный цвет. Он у нас в папу весь, темненький, это я единственная из всей семьи в матушку покойную светлой уродилась. Но вот эликсиром невидимости из всей нашей семьи злоупотреблял только он. Брат ведь сам в друиды готовился… пока после смерти всей нашей семьи на войне с проклятой Империей не вынужден был принимать родовое место вождя. И тогда освободившуюся вакансию — на беду всего Таарна, как любит добавлять, посмеиваясь, мой несносный братишка — заняла я.
Помню, как испугалась, что серебряные вихри в его глазах — побочный эффект зелья — означают необратимые изменения в крови. Долго корпела над формулой очищения, проэкспериментировала сначала на себе, разумеется. Как радовалась, когда получилось. И как дулась на меня его милая жена, Мэй. Потому что очень уж ей нравились его серебряные глаза, прям как…
Мне — моего котика.
И снова вместо того, чтоб отвечать на расспросы брата о здоровье и своём житье-бытье, рассеянно отговариваюсь какими-то ничего не значащими фразами, а сама усиленно думаю над разгадкой своей персональной головоломки, которая сидит в засаде под нами сейчас и отращивает на всякий случай острющие когти.
У чужака глаза тоже серебряные.
Но он совершенно точно впервые видел эликсир невидимости.
Ещё какими-нибудь эликсирами злоупотреблял? Побочный эффект от перевоплощения в барса?
Ух, сколько вопросов! Из длинного-предлинного списка у меня к нему. Еще хотя бы на один бы мне он ответил! А то молчит, как партизан на допросе. Даже имя не назвал, зараза блохастая.
— Ты что такая странная? Запыхалась вся, красная. И сердечко бьётся. Признавайся, опять натворила что-то?
Знал бы ты, братик, что.
Плохо всё-таки, когда тебя читают, как раскрытую книгу.
— Эксперимент — секретный. Результаты пока не покажу.
Знать бы ещё самой, к чему этот мой «эксперимент» приведёт.
Рассеянно скольжу глазами по широкому металлическому браслету на крепком запястье брата, на котором изображён рычащий барс с сапфировыми глазами, символ рода. Мне такой больше не положен, я теперь считаюсь «ничья». Без пяти минут друид — то есть бесполое существо без рода, без племени…
Жаль, котик со всей своей эрудицией про «бесполость» будущих друидов как-то не догадывается, когда в тёмных углах меня зажимает.
Щёки начинают гореть сильнее, я нагибаюсь, чтоб разобрать сумку с подарками, которую
