у нас нет. Три комплекта весят сто кило. Еще противогазы… Еще патроны щелочные, запасные баллоны с кислородом…»
— Как тебе кажется, Петя: вагонетки в квершлаге не очень заржавели?
— Они деревянные.
— Да нет, ну — оси, подшипники…
— А-а!.. — вдруг обрадовался он. — Вот то верно! Правильно! Знаешь, в санитарной сумке вазелин есть. Колеса попробуем смазать.
Все наконец упаковано: три туго набитых резиновых мешка и пять компактных свертков.
— Хлеб взял?
— Взял.
— Значит, пошли?
— Пошли!
Спуск к квершлагу занял не больше получаса. Вниз — это просто: груз идет своим весом — обвяжи веревкой и только подтормаживай. А у самого входа в квершлаг выбрали вагонетку на вид получше; наскоро почистив и смазав подшипники, сложили в нее мешки и свертки, навалились четырьмя руками — рядом, плечо к плечу, — и вагонетка, поскрипывая, покатилась по рельсам.
От квершлага до гезенка груз пришлось нести на себе. Где ползком, где на четвереньках, цепляясь за камни и обломки столбов, забыв о времени и обливаясь по́том, мы передвигали свою ношу шаг за шагом вперед.
Наконец вещи сложены кучей около гезенка. Штрек над нами попрежнему высокий, обрушенная часть осталась позади. Пахнет сыростью и гнилью. Таким же неподвижным призраком описает плесень. Под ногами чернеет квадратный ход вниз.
Тело еще мучительно искало отдыха, а мы уже принялись развязывать свертки.
— Вот это на себя, на себя… — приговаривал Петька. — Это здесь оставим… Это с собой…
Вправо откладывали одно, влево — другое. Предметов — множество. Когда спустимся в воду, кроме обычного снаряжения водолазов, надо взять в плотных резиновых мешках противогазы и бензиновую лампу на случай, если после воды встретится газ, и третий водолазный комплект, чтобы вернуться с кем-нибудь втроем.
Предо мной раскрыта сумка с набором гаечных ключей. На коленях — дыхательный прибор, в нем шипит сжатый кислород; пальцы проверяя, ощупывают каждый винтик.
— Топор клади. — вспомнил я и повернулся к Петьке. — Баллоны запасные распредели поровну.
— А унесем?
— Коли нужно, унесем!
Его глаза встретились с моими. Ничего не сказав, он отложил, чтобы взять с собой, и топор, и баллоны, и даже лом. «Видишь ли, какое дело…» подумал я и улыбнулся.
Скоро пришло время надевать гидрокостюмы. Гидрокостюм — это резиновый шлем с вырезом для лица, просторная резиновая рубашка, брюки и сапоги, соединенные в одно целое. Внутрь костюма человек может проникнуть только через отверстие на груди; потом оно плотно стягивается жгутом. Чтобы дышать в воде, поверх всего впереди подвешивается дыхательный прибор с кислородным баллоном, и чтобы не всплыть, на спину надевается дополнительный груз. В таком виде, да взяв еще в руки тяжелые мешки, лампы, инструменты, мы полезли в гезенк.
Движения неуклюжи — в гезенке тесно. Не лезем, а медленно соскальзываем по мокрым венцам.
«Поднимемся обратно или не поднимемся? На миг в памяти воскрес яркий солнечный день, праздник, красные флаги, музыка играет… Вернется ли такое? «Это все немец…» Вспомнился конвойный с желтыми глазами; он идет, а перед ним будто бы Аксенов. Внизу, как черная пасть чудовища, — вода…
Вода уже около ног. Бросили лот: кажется, глубина не больше пяти метров. Помогая друг другу, надели поверх шлемов резиновые маски — лица теперь закрыты, — включили кислород и затянули жгуты перчаток.
Петька что-то сказал — под маской вместо слов получилось «бу-бу-бу» — и с мешком в руках ловко скользнул вниз.
Я увидел колыхавшуюся черную поверхность и мутный, исчезающий огонек.
Забыв обо всем, я съежился и ринулся за ним.
Вода хлюпнула над головой. Аккумуляторная лампа пронеслась перед глазами тусклым облачком.
Медленно уходили вверх стены гезенка; я проваливался в темную, сжимающую грудь пустоту. Но почти тут же ноги коснулись грунта.
«Где вещи?» забеспокоился я. Ощупал через похолодевшую резину: «Здесь!» Внизу, где рука держала лампу, в бурой мгле висел расплывчатый светящийся шар. Рядом я увидел очертания своего колена. Стоило двинуть рукой — светлый шар под ней шевелился. А в стороне, немного выше, из мрака выплыло другое пятно света, такое же круглое, приблизилось, плавно описало дугу и стало удаляться.
«Это Петька, — понял я; на сердце стало немного теплее, и вернулось чувство обыденности происходящего. — Ну, как на простую аварию идем. Будто дым густой. Ничего!»
Захотел шагнуть — встретил мягкое, упрямое сопротивление. Тогда навалился вперед всем корпусом, и вода неохотно подалась. Круто наклонив тело, отталкиваясь полусогнутыми ногами, пошел за Петькиной лампой; она уходила от меня дальше и дальше. Руки были заняты, нельзя было делать плавательные движения, и это очень мешало и сердило. «А-а, дурацкая вода!» подумал я.
Скоро я уже ни о чем не думал. Только слепая безотчетная ярость вела меня вперед. Ярость росла, огонек впереди то исчезал, то появлялся, и я протискивался за ним, ничего не замечая. Я спотыкался о невидимые камни, колотился о столбы и шагал вперед и шагал.
«Где гезенк? — вырвался откуда-то обрывок тревожной мысли, и до сознания дошло, что ведь шагов-то я не считаю. — Петька, может, считает? А-а, тьма проклятая!..» — и снова гнев наполнил сердце; опять я наваливался на враждебное, сопротивляющееся пространство, тяжело переставлял ноги, и этому, казалось, не было конца.
Вдруг его лампа круто поднялась, опустилась и неподвижно повисла. Его рука загородила мне дорогу. Зашевелился лом в моих пальцах. «Это Петька берет», понял я. Стоя рядом, я различал контуры его фигуры.
Он снова поднял лампу и — я услышал: уп! уп! — застучал ломом во что-то вверху. «Неужели гезенк?»
Сверху вырвалась волна черной мути. Лампы сразу перестали быть видны. В полном мраке я почувствовал, что Петька подталкивает меня, ощупывает мою левую руку, вкладывает в нее свой груз — теперь у меня в обеих руках по мешку, — лезет на мои плечи, стоит на них и, наконец, отделился от них.
Я был один в непроницаемо черной воде. «Что же дальше делать?» Тут что-то толкнуло в лицо — раз, другой, третий. Вещи выпали из рук. Руки поднялись и встретили Петькины пальцы. Петька хватал меня и тянул вверх. Догадавшись, я подал ему сначала мешок, потом второй, затем подпрыгнул сам и уцепился за какое-то бревно. Можно было карабкаться вверх, и я карабкался. И вот блеснул свет. Моя голова высунулась из воды, и рядом ярко горела лампа.
Мы были в гезенке, в том самом, что подымается к спасательной станции. Гезенк цел.
Сняв перчатки и пристроив мешок на воткнутый между венцами лом, Петька уже гремел крючком бензиновой лампы; аккумуляторная висела над его головой. Теперь все понятно без слов: прежде всего надо проверить воздух.
В лампе под толстым цилиндром стекла затеплился спокойный оранжевый язычок. Руки сразу потянули с голов маски. У Петьки лицо побледневшее, осунувшееся,
