это было предначертано судьбой.
Перед отъездом Ришара в крестовый поход, поздней ночью меня разбудила моя служанка и сообщила, что приехал сводный брат господина, и муж просит меня присоединиться к ним в каминном зале по важному делу.
“Уже полночь, что могло произойти?” – насторожилась я, ведь мы успели проститься до утра с супругом.
Я быстро привела себя в порядок и спустилась вниз. В зале почти не было света, лишь редкие всполохи гаснущих дров в камине разгоняли мрачную темноту. Я трудом разглядела фигуры двоих собеседников: моего мужа и его сводного брата.
– Господа, может, мне распорядиться, чтобы принесли побольше дров? – спросила я с улыбкой, тихо входя в зал.
Братья вздрогнули и непонимающе посмотрели на меня, прерванные в середине разговора моим незаметным появлением.
Ришар оправился первым, подошел и, взяв меня за руку, проводил к камину.
– Сударыня, простите нас за неудобства. Пожалуй, не стоит тревожить слуг. Присядьте сюда, здесь теплее и достаточно светло. Вы помните моего младшего брата Обера?
Я утвердительно кивнула. Юноша встал и, явно стесняясь, неуклюже поклонился мне, приложив руку к сердцу.
– Хорошо, а теперь я перейду к делу. Из поколения в поколение наш род хранит великую реликвию. Этот ларец.
Ришар подошел к столу и принес искусно вырезанный ларец из слоновьей кости.
Люси подскочила, как ужаленная.
– Именно, моя дорогая ворожея, – ответила Мелани на ее немой вопрос, – именно такой же ларец, как хранишь ты. И охоту за которыми нам предстоит начать.
– То есть, у тебя есть ларец?
– У меня был ларец. Но обо всем по порядку.
Люси переглянулась с Четгером Яригом и в волнении села на камни обратно.
Мелани вздохнула и продолжила свой рассказ:
– Супруг поведал мне известное уже всем предание о том, как его предки бежали из Константинополя, чтобы спасти часть книги от притязаний могущественного тайного ордена.
– Я уезжаю в дальный путь, – сказал он, грустно смотря на меня, – и могу там бесследно сгинуть. Я не могу рисковать этим. Это наследие моих предков, наш долг перед миром. Поэтому я решил оставить ларец здесь и передать его своему младшему брату на хранение. Он молод и горяч, и у него пока еще нет семьи и наследника. Если что-то произойдет с ним, вы, как моя супруга, Мелани, станете следующим хранителем. Если Бог наградил нас наследником, вы оба передадите секрет ему, если нет – найдите кому передать эту тайну, когда придет время. Итак, даете ли вы мне слово, что если что-то произойдет с моим младшим братом, то будете беречь пуще жизни и хранить в тайне от злых умыслов семейную реликвию нашего рода?
Его лицо было таким торжественным и прекрасным в тот миг, что я не колеблясь дала свое слово.
– Поклянетесь на библии! – настаивал он.
– Клянусь.
Ришар выдохнул с облегчением и поцеловал мою руку, а потом притянул меня к себе и нежно поцеловал в губы. Мы стояли, прижавшись некоторое время, не в силах оторваться друг от друга. Смех младшего брата вернул нас в чувство.
– Вот так вот. Обузу значит мне, а поцелуи и объятия другим, – притворился обиженным маленьким ребенком Обер и протянул руки для объятий.
Ришар расхохотался, схватил Обера и начал тормошить его волосы, а тот в ответ отчаянно пытался защекотать своего старшего брата. В обычное время они сильно различались внешне: Ришар – светловолосый, высокий мужчина, а Обер – темноволосый, невысокого роста, щуплый юноша, но в тот момент в отблесках тусклого света их лица были отражением друг друга.
Я наблюдала с улыбкой за двумя безмятежно дурачащимися братьями, как неожиданное предчувствие скорой беды охватило меня.
Я обернулась, почувствовав чужое присутствие. Мне привиделось, что темный человек в царственной короне стоит и неотрывно наблюдает за братьями из дальнего угла.
Четгер Яриг перебил Мелани:
– А что означает корона?
Люси шикнула на него и тихо добавила, что потом объяснит. Мелани продолжила:
– В страхе я бросилась, к камину, чтобы кочергой перевернуть дрова и заставить их разгореться с новой силой. Огонь вспыхнул, а я обернулась с надеждой, но тут же замерла пораженная, потому что видение не исчезло, я узнала этого человека, скрывающего в тени. Это был бледный, как мертвец, мой муж: огромные раны зияли на его шее и боку. Он перевел свой слепой взгляд на меня и протянул ко мне руки. Дрова в камине треснули, и пламя быстро затухло. Кровь хлынула из ран мертвеца на пол и тонкой струйкой потекла среди каменных плит в сторону братьев. Я закричала и упала без сил.
Очнулась я уже в своей кровати, рядом сидел мой муж, а Обер стоял у полога. Оба были не на шутку встревожены.
А я посмотрела на них и расплакалась, не в силах вымолвить ни слова из-за колыхающихся теней над их головами. К пущему моему ужасу послышалось хлопанье крыльев, и в комнату через узкое окно влетела маленькая черная птица. Больно ударяясь на своем пути о стены, она сделала несколько виражей и рухнула к ногам моего мужа.
Мелани умолкла. Поддавшись порыву, Люси поднялась и сверху обняла сидящую Мелани. Женщина сперва напряглась, а затем обмякла и прижалась щекой к руке девушки.
– Корона, кровь, птица… Приметы скорой смерти? – не то спрашивая, не то утверждая, произнесла Люси и подала знак шаману. Тот кивнул, что уже догадался.
А Мелани отвернулась, чтобы никто не заметил подступивших слез. Поглядела вдаль, затем на небо и сказала с грустью:
– Да, приметы. Но что я могла сделать? Уговорить его остаться? Это было невозможно. Честь для таких людей выше жизни. А как я могла защитить его там, далеко от себя? С тяжелым сердцем мой муж покидал наш замок в тревоге за меня, хотя и не понимал, что волноваться он должен был о себе. Больше я его не видела никогда. Вместе с ним меня покинул и его брат, чтобы проводить Ришара ко двору Роберта д’Артуа.
Долгие пять лет я скорбела о своем супруге, виконте Ришаре д’Эвилль, благородном человеке, которого я успела полюбить, но не успела узнать. Иногда я даже упрекала себя, полагая, что мое проклятье губит всех людей вокруг. Не знаю, может это и вправду так?
Амори закашлялся и тихим голосом сказал:
– Брат из моего ордена Хьюго де Немур, участвовавший в последнем бою вместе с вашим мужем, подтвердил, что его ранили в бок, а затем предатель перерезал ему горло.
Лицо Мелани исказилось в гневе, и она холодно процедила сквозь зубы.
– Я чувствовала, что Филипп д’Аркур врал, когда рассказывал
