его смерти образовалась пустота, причем не только в кругу его родных и близких. Это горе и эта потеря простирались гораздо шире.
В книге о Кнуде Расмуссене Кай Биркет-Смит приводит два воспоминания, по которым можно судить о впечатлении, которое произвело сообщение о смерти Расмуссена на его окружение.
В тот день я позвонил с работы жене, чтобы узнать о самочувствии детей, которые на тот момент болели. Но жена меня неожиданно перебила: «Ты слышал? Кнуд Расмуссен умер». После этого мы не могли произнести ни слова. Я повесил трубку и сообщил своим коллегам: «Кнуд Расмуссен умер». Все замолчали…
Во втором воспоминании он описывает, как, стоя «на задней площадке трамвая, читал статью о Кнуде Расмуссене в иллюстрированной газете, когда вдруг какой-то незнакомец в рабочей одежде неожиданно, но от всего сердца произнес: “Надо же как, Кнуд Расмуссен умер!”».
Эрик Хольтвед вспоминает: «В один из дней, после своего осеннего возвращения, а именно 21 декабря, я появился в Институте геодезии, чтобы побеседовать с Габелем. Когда я к нему подошел, он задержал на мне долгий, серьезный взгляд, а потом тихо сказал: “Кнуд умер”. У меня похолодело в душе. Все замерло. Мы больше никогда не увидим Кнуда».
Реакция
Газетные полосы тут же заполнили некрологи отовсюду: из Дании, Скандинавии и других европейских стран, от знакомых и незнакомых людей. Премьер-министр Торвальд Стаунинг выразил национальное горе в газете Berlingske Tidende:
Эта смерть для всех нас явилась неожиданным ударом. Будучи уверены, что опасность миновала, мы так радовались сообщениям о положительной динамике выздоровления, а теперь никак не можем оправиться от известия о его смерти. Это огромная потеря для всех нас – для его семьи, друзей, науки, Гренландии и Дании. Кнуд Расмуссен, безусловно, был одним из лучших сыновей нашей родины. Он внес выдающийся вклад в исследование Гренландии, но так и не успел до конца реализовать свои большие планы. Он горячо и щедро любил народ Гренландии, частью которого сам являлся, а его знания об этом регионе превосходили все, что было известно другим. Кнуд Расмуссен был увлечен не только Гренландией. Как датчанин, он оказывал помощь и в других сферах, а его пожертвования Национальному музею будут служить прекрасной памятью о его насыщенной жизни. Известие о смерти вызовет глубокую скорбь в широких народных кругах, особенно в Гренландии, и я лично чувствую огромную потерю после ухода нашего отважного соотечественника, великого труженика и прекрасного друга.
Альберт Энгстрём, с которым Кнуд Расмуссен подружился в 1899 году, писал: «Кнуд Расмуссен был не только ученым, он также обладал прекрасным слогом, благодаря которому его можно считать большим поэтом». Теркель Матиассен особо выделил два аспекта: «…Никому до него не удавалось собрать такой объем материала для иллюстрации духовной культуры эскимосов», и еще: «Он был великим лидером. С товарищами по экспедициям он обращался как с самостоятельными людьми, позволяя им разрабатывать собственные планы, и всеми силами содействовал их выполнению. Все, кому довелось путешествовать с Кнудом Расмуссеном и любить его, глубоко опечалены его смертью и тем, что замечательная жизнь в экспедициях вместе с Кнудом Расмуссеном ушла навсегда».
Шведский профессор Баклунд писал в газете Berlingske Tidende: «Он был совершенно уникальной личностью среди ученых мира, обретя свое место в науке таким образом, как это смог бы сделать только человек с большими талантами». Другой шведский профессор, Герман Симмонс, продолжал эту мысль: «Он занимал выдающееся положение среди полярных исследователей, и не будет преувеличением сказать, что после Амундсена и Нансена он является величайшим первопроходцем Арктики».
А вот один из наиболее любопытных комментариев: из Германии, где Кнуд Расмуссен также приобрел известность, пришло сообщение от доктора Геббельса: «…помимо заслуг перед наукой, он навеки запечатлел образец истинного мужества для молодежи всех стран». Вероятно, он был не в курсе, что внешность Кнуда Расмуссена ничуть не соответствует арийскому идеалу и что его кровь разбавлена родством с эскимосами.
Друг и деловой партнер, председатель комитета Туле инженер Нюбо опубликовал некролог в газете Berlingske Tidende:
Он был поистине исключительным человеком во всех отношениях, одним из тех людей, которых встречаешь лишь раз в жизни. Этот человек-праздник все же на первое место ставил работу и безудержно тратил на нее все силы. Это был великий человек, когда дела его процветали, но и в трудные времена он был грандиозен. В последние годы его советники по экспедициям проявляли немалую озабоченность по поводу его путешествий в Юго-Восточную Гренландию. Мы хорошо понимали, что по своему характеру он должен быть душой и телом экспедиции и пропускать через себя каждую деталь. Это как-то возможно, когда имеешь дело с шестью-семью участниками, но в период масштабной экспедиции с самолетами и десятками людей требуется недюжинное здоровье, чтобы все это выдержать, гораздо более крепкое, чем то, которым он обладал. Не стоит воспринимать эти слова как критику в адрес всех этих талантливых людей, которые были вместе с ним в Юго-Восточной Гренландии. С ними он превосходно сотрудничал, и в целом можно сказать, что во время его экспедиций никогда не было раздоров; все участники его просто любили. Но, будучи одиноким волком по своей натуре, вместо того чтобы возложить часть ответственности на плечи молодых, он продолжал самостоятельно контролировать каждую деталь. Поэтому мы были вправе выражать беспокойство по поводу его последних путешествий. Помимо этого, мы, как и все остальные, считали, что он уже выполнил все свои задачи.
В заключение Нюбо пишет: «В жизни он был человек-праздник, и смерть он встретил с улыбкой на устах. Я был у него сегодня утром – он выглядел так, будто заснул, и при этом улыбался во сне».
Немного иная реакция
Среди авторов некрологов, опубликованных в газете Berlingske Tidende, был и Лауге Кох:
Анализируя впечатления о жизни и делах Кнуда Расмуссена после неожиданного сообщения о его смерти, понимаешь, что его жизнь была настолько событийной, что не сразу возможно охватить умом все, что он успел сделать. <…> Два года я провел вместе с Кнудом Расмуссеном в самой серьезной из его экспедиций, и в моей памяти всплывает множество воспоминаний об этих годах. По прошествии лет я стал больше понимать, чем я ему обязан, и что успел у него перенять. Когда нам с Кнудом приходилось обсуждать вопросы, от решения которых зависела жизнь или смерть, слов порой
