сантиметру, который пристрелянный, шли. Сидели, держали оборону. Перестрелки…
– Вот сейчас минус 20 на улице. Снег. Холод. Да еще могут быть обстрелы. А ты в окопе…
– А у нас, наоборот, жара, трупный запах. Мыши по тебе ползают. Ночью отправить нужду по-маленькому никто, грубо говоря, не выходил. Все в бутылочку, чтобы тебя тепловизоры не срисовали. Птички. «Баба-яга» частенько пролетала, скидывала бомбы фугасные. По нашим позициям тоже лупила. Когда скопление идет какое-нибудь. Поэтому я говорил: «Рассредоточьтесь».
– А что это за «Баба-яга»?
– Большой-большой дрон, который переносит фугасные снаряды, допустим. До двух трех фугасов он может нести. Ему даже оператор не нужен. Он запрограммирован и так и летит над позициями. Его слышно очень хорошо. Но найти его, увидеть, проблема. Как будто бензопила над тобой…
– Что запомнилось?
– Ну, что. На улицу выходишь летом чаю попить. Налить, погреть, кофе выпить. И начинает мимо тебя свистеть… Ну все, ложишься. Ползком, ползком обратно в блиндаж.
– В атаку ходили на вас?
– Делали вылазки. Перестрелки. А там же впереди такие же мобики сидят.
– А как ночью? Что, если к вам подкрадутся…
Шуренков:
– В основном мы ставили растяжки по периметру. Но и дежурили у блиндажей. По два, по три человека. Чаще по человеку, чтобы остальные поспали. Просто вот так дежурим. Через два часа другой. И я отцам-командирам объяснял. А командиры-то какие? Просто студенты, которые закончили военную кафедру, они вообще ни сном ни духом, они вообще не понимают то, что происходит. Вот в этом и ужас. Я говорю: «Подождите, я вот дежурю у блиндажа, я не сплю. Вот я услышал шорох: кто это? Лиса, хорек пробежал, собака какая-то. Или это дээргэшник ползет? У них-то все есть, они могут увидеть. А мы не можем увидеть. Мы просто смотрим в темноту. Куда мне стрелять, в темноту?»
Я вздыхал.
– А если там наш раненый, – говорил Константин, – обеспечения нету… Ребята, которые на «Солнцепеках» подъезжаешь, начинаешь с ними разговаривать, они: «У нас два или три заряда». Это мы держим для себя, когда в нас уже полетит, чтобы хотя бы ее отразить. У нас нет снарядов… А по телевизору…
Мне тяжело было слышать упреки снабженцам, чья работа хромала, и в подразделении, где воевал старший сержант Шуренков, ребятам выпадали дополнительные испытания.
6. С рюкзаком по пристрелянной до сантиметра тропе
– А с готовкой как решался вопрос? Ведь костер зажжешь, дым пошел – примета…
Шуренков:
– Нет, на газовой горелке в котелке или в кастрюльке. Закидывается тушенка, макароны, рис, гречка, все переваривается и вот так раздается по котелкам. И едим…
– А вода?
– За ней, как и за тушенкой, – 4 километра. Как я вам сказал, по пристрелянной до сантиметра тропе. А хохлы знают, где мы ходим, куда мы ходим. Потому что машины ближе еду не привозят. Меняли точки, потому что их бомбили. Бегали туда. Вот с рюкзаком подбежал, в рюкзак набросал 5–10 банок тушенки, две бутылки воды. И бегом обратно. И так следующий пошел через интервал в пять минут. И – воздух. Все смотрим в воздух, слушаем воздух, чтобы ничего не жужжало, не летало. Пошел следующий. Самое страшное, где мы перебегали, это открытое поле. Оно метров пятьсот. Открытое. Там видимость на поле километров за пять, если с дронов. Его нужно было преодолевать только бегом. С этим рюкзаком. То, что ты сумел взять, то и поедим. Вот летом, допустим, у нас не было воды. Вот особенно когда в Маньковку приехали, было 250 грамм на сутки на человека. Ну, стакан. Хочешь, пей ее, хочешь, кофе вари, хочешь, мойся, хочешь, подмывайся. Баня? Никакой бани нету. Какая баня? Где вода? Воды-то нету. Никаких водоемов нет…
– А с рюкзаком один от взвода бежит? От отделения? Все же не побегут…
– Там от каждого взвода. Сначала, допустим, третий взвод бежит. Пять человек. Потом от второго взвода еще пять человек. Вот так и бегали по очереди. Не все скопом, а по очереди.
– А как сейчас ребятам там? В Воронеже у нас минус 18. А ведь не так далеко от передовой…
Константин Вадимович:
– Слушайте, если честно, не созванивались недели две. Но я знаю, что они поставили буржуйки. Слепили из чего было. Ну и в земле. Вот так и топятся. А там леса в этих просеках. Там же в основном пахотные поля, а вот где эти просеки, в них прячешься. И хорошо, когда летом зеленка и тебя не видно, а зимой-то тебя видно прекрасно. Любой дымочек…
– Вот именно, дымочек!
Мы говорили, а я углублялся:
– А как с психикой: обстрел за обстрелом, не всякий выдержит…
Константин:
– Был такой Сашка. Он сразу в Маньковке еще до передка сказал: «Меня в тюрьму, куда угодно…» Он попытался убежать, его разведка поймала, вернули обратно. Он говорит: «Меня, пожалуйста, в тюрьму, куда угодно. Мне там будет лучше». До передка-то еще смеялись: «Как это, тебе в тюрьме будет лучше?» Многие, которые уходили в отпуск, положим, после объявления президентом отпуска, они просто не возвращались. Да, это статья, это суд, но они не возвращались. Я не знаю, что им будет, их до сих пор не нашли, они объявлены «пятисотыми». То есть уже как бы в розыске. Но они не возвращаются. Это еще до «передка». То есть люди не выдерживали таких условий. Я вот 43 года, меня «Пенсией» называл дружок мой позывной, «Кэп», ему тоже 43 года. Он капитан спецназа ГРУ. Вот мы да, пенсионеры. У нас еще какая-то закалка есть. А половина, им 21, 23, 25 лет. У них все воспитание – игра в телефон. Выдержки, закалки никакой нет… Еще такой момент надо учитывать, они все служили по году. Вот у меня был товарищ, он приезжал ко мне в госпиталь ветеранов, Андрюха, отличный парень. Он у нас поваром был. Когда он первый раз приехал из отпуска, говорит: «Я не хочу ни готовить, ничего. Я просто не понимаю». Потому что когда он приехал домой, его жена говорит: «Андрюш, я сейчас ужин приготовлю, ты вот здесь пропылесось…» Он: «Я вот так смотрю по сторонам и говорю: “Чего здесь пылесосить? Чисто все. Аккуратно”». То есть вот этого бардака солдатского нету. Он не понимает, для него это тяжело. Он говорит: «Ужин приготовить». То есть не он, а она приготовит ужин. Это что, можно просто спокойно выйти и пойти в магазин. Открыл воду, у тебя спокойно течет холодная и горячая вода. Ты сел в туалет и спокойно справил свою нужду, а там в туалет в ямку ходили, которую надо
