во что-то твердое, должно быть, в локоть полулежащей на сиденье Вики.
Убили Лесю… Зачем? Она никогда не бывала в здании с плесенью. Или ее убрали, потому что она подговаривала Илью уволиться, а почтальоны при этой беседе таились в соседней комнате или прямо под столом? Или Лесю принесли в жертву божеству почты? А что они сделают с Викой?
Что они делают длинными зубами?
Илья посмотрел умоляюще на свои кисти. Напрягся. Пальцы чуть шевельнулись. Он поворочал челюстью, дернул мышцами щеки, подключил лобную мышцу. Тело «оттаивало». Покалывало в икрах, холод щипал голые участки кожи. Ступни в носках окоченели, из ноздрей текли сопли, но риск простудиться был меньшей проблемой сейчас. Илья приподнял голову. Напротив него сидели Божедара и Ленка. Он обронил подбородок на грудь, притворяясь беспомощным. Автомобиль остановился. Дверцы распахнулись, пуская в салон морозный воздух.
А если попробовать сбежать? Рвануть через дорогу?
«Нет, – взвесил Илья. – Я слишком слаб. Надо ждать».
Он скосил глаза. Микровэн припарковался у заднего входа почтамта. Окна здания были черны, слепы. Обитель привидений выглядела не так, как ее рисовали пражские сказочники. Экскурсоводы водили туристов к Дому Фауста на Карловой площади, ничего не зная об одержимом бесами отделении чешской почты.
Сильные руки схватили Илью и извлекли на холод. Пятки соприкоснулись с ледяным асфальтом. Водитель и Карел встали с боков, потащили к ступенькам.
Судя по звукам, женщины вытащили из машины и Вику. Ее роль в этом зловещем спектакле была загадкой для Ильи, но что здесь вообще имело разгадку?
Двери черного входа автоматически разъехались. Охранник – силуэт за плексигласовым стеклом, белые светящиеся точки глаз – наблюдал, как ночные почтальоны тащат пленников по вестибюлю. Илья вяло переступал озябшими ногами. Он выпрямился и озирался, уже не таясь.
Коридор, по которому он мотался пять дней в неделю, освещала только луна. Илье снилось что-то подобное, разве нет? Поднятые жалюзи, пустые «пещеры» между стеллажами. Столы, захламленные печатями, папками, контейнерами с едой, термосами и банками из-под газировки; ящики шкафов, ломящиеся от писем и рекламных проспектов; конверты, которые погребли под собой компьютеры и копировальные устройства. Куртки, свисающие со спинок стульев, резинки, усеявшие линолеум, качок в плавках на выцветшем постере.
За картотекой был технический лифт, и Илью поставили в угол кабины, как провинившегося ребенка. Кабина тронулась, Илья обернулся. Ленка и Божедара придерживали Вику, закинув ее руки себе на плечи.
«Раздели со мной этот опыт, бог научит тебя быть невидимой и незаметной, доставлять адресатам ночные кошмары и входить без стука в любой дом».
– Отпустите ее, – сказал Илья.
Просьба была проигнорирована. Загорелась кнопка с гравировкой «-1». Двери лифта отворились. Коридор за ними заставил Илью пошатнуться. Бежевые стены с привинченными перилами, поставленные одна на другую парты, тусклая лампочка под пластиковым потолком. Часть потолочных секций отсутствовала, в дырах вились провода, штукатурку словно ножом исцарапали.
Илья уже бывал здесь: в день Лесиной смерти, потеряв на кухне сознание, он очутился в этом чертовом коридоре, и тогда голос Леси из «пипака» спас его от крадущегося в тенях существа.
Сегодня у Ильи не было ни Леси, ни кнопки SOS.
– Топай, – приказал Карел. Из-за угла доносился шелест голосов. Илья побрел, повинуясь конвоирам. Зря он полагал, что сильнее его уже не удивить.
За поворотом находилось просторное помещение, большую часть которого занимали выкрашенные в синий цвет клети для посылок. Вокруг клетей были расставлены паллеты и огромные коробки, замотанные пищевой пленкой, припаркованы гидравлические тележки, штабелеры и пара вилочных погрузчиков.
Из полумрака – горели лишь несколько лампочек под трубчатым потолком – вылепилось четыре человека: пани Моравцева, Влчкова из отдела кадров, Эвичка, заменившая пани Веселу в шестом взводе, и длинноволосый толстяк, работавший тут, на складе. У них не было клыков и пылающих глаз, впрочем, и у Карела с Ленкой их больше не было.
«Сраные оборотни», – подумал Илья, ни на миг не усомнившись в том, что видел в своем коридоре.
– Вы как раз вовремя, – сказала пани Моравцева учтиво. – Он ждет.
– Кто? – спросил Илья, глядя вглубь сумрачного помещения. Мышцы снова подчинялись ему, но ноги были ватными.
«Тот, кто не спит. Одноглазый Бог, благодетель теней».
– Скоро узнаешь, – ответила пани Влчкова, улыбаясь. – Это сюрприз.
– Отпустите меня, – подала голос Вика. Илья оглянулся. Вика смотрела на почтальонов дикими глазами.
– Отпустите ее, – кивнула пани Моравцева. Ленка и Божедара расступились. Вика уперлась рукой в стену, чтобы не упасть, и похромала прочь, скрывшись за поворотом.
– Что мы тут делаем? – спросил Илья.
– Это ночь твоего посвящения, – сказала пани Влчкова. – Далеко не все проходят проверку, но ты ему понравился. Даже очень.
– Он хочет жить в тебе, – сказала Эвичка возбужденно. – Круто, да?
Илья подумал о глисте. Потом – о монстре из фильма «Чужой».
В коридоре зашаркало. Вернулась Вика. Она прижималась к стене и напоминала загнанного в ловушку зверя.
– Лифт не работает.
– Нужна карточка, – подсказал толстяк дружелюбно.
– Как мне выйти?
– Никак, – сказала пани Моравцева. – Идемте. Не будем терять времени.
Конвоиры потянули Илью за начальницей.
– Отцепись! – взвизгнула Вика, но Божедара схватила ее за руку и повела, как нерадивого ребенка. Вика стукала почтальоншу кулачком в плечо и всхлипывала.
«Ты же умоляла привести тебя в подвал», – подумал Илья, вдруг разозлившись на Вику, словно это она была во всем виновата.
В тенях хоронились обшарпанные телеги, обвитые лентами шкафы, огнетушители, отслужившие свой век офисные кресла, сейфы. Выцветшая карта Чехии припадала пылью на стене. Илья подумал: не сон ли все это? Он увидел дверь впереди, самую обычную, залепленную обложками стародавнего журнала «Власта» и наклейками с логотипами хоккейных команд. Тогда он предпринял попытку вырваться – полностью провальную. Карел отвесил арестанту легкий подзатыльник. Пани Влчкова позвенела связкой ключей и отперла дверь. Вспыхнувшая лампочка осветила продолговатое помещение, до отказу набитое отслужившей свой век мебелью. Но прежде, чем Илья отвел от этой рухляди взгляд, комната изменилась. Шкафы и парты исчезли, будто мираж, освобождая пространство – больше всего это походило на грубую монтажную склейку.
Вика охнула, не веря глазам. А Илья понял: хлам был маскировкой, обитатель подвала умел защитить себя от посторонних, например от комиссии, которая, открыв неприметные двери, увидела бы лишь пыльную мебель. Илья не был чужаком. Его выбрали, его призвали на служение. Перед ним находился храм с божеством почтальонов в глубине и с жертвоприношениями. В качестве последних выступали письма, журналы и посылки, грудой сваленные на полу. Илья не сомневался, что в понедельник эти дары окажутся в сортировочном цеху, затем – в тележке и, наконец, в руках адресатов. Илья написал об этом Вике, под диктовку гипнотизирующего голоса: «Я ношу крупицы
