Она была невероятно хорошенькая. У нее всегда были красивые бантики, хотя она очень скромно была одета. Кто она, никто не знал. Знали, что зовут ее Диана, фамилия – Михайловская. Мне не разрешали с ней дружить, и это странно было, потому что больше никогда таких вмешательств в мою личную жизнь от родителей не было.
И вот, чтобы иметь свободное время, я сказала родителям, что буду заниматься в музыкальной школе. Мне наняли учителя. И на два часа законных я уходила с папкой из дома. А на самом деле шла туда, где жила Диана. Мы с ней подружились. Она всегда сидела у окна на третьем этаже, в обнимку с котом, целовала его и грызла ему усы.
Я кричала снизу:
– Диана, ну что? Пойдем гулять, или я поднимусь к тебе?
Чаще всего она говорила:
– Поднимись ко мне.
Она ждала меня у дверей, чтобы я только не встречалась с их соседями. Диане я приносила иногда какой-нибудь вкусный бутерброд, яблоко. Она всегда отказывалась. Я говорю:
– Диана, ты раздели пополам, и с мамой вечером съедите. Только не говори, что это я принесла. А просто скажи, что тебя угостили.
Когда я в первый раз вошла в ее комнату, меня поразила удивительно скромная обстановка. В комнате площадью метров семь-восемь, не больше, стоял маленький столик, за которым, видимо, обедали. Стояла кровать, на которой они вдвоем с мамой спали. Два стула. Тогда все жили приблизительно так. Тем более что это был маленький военный городок. И у нас тоже была скромная обстановка, но у нас было больше необходимых вещей. А тут такой минимум: две ложки, две чашки. Они даже не решались на кухню выходить готовить. Они на плиточке на окне варили себе еду.
Но вот что примечательно, у них стоял сундук, потрясающей красоты сундук. Он блестел, был высокий. Сундук завораживал. Такой зелененький. Такими штучками кожаными зелененькими был оклеен. Замочек на нем висел очень красивый. Меня он очень заинтересовал, но я не сразу рискнула приступить с расспросами про сундук.
Диана была скупа на рассказы. От своих одноклассниц я узнала, что дядя ее – первый секретарь райкома. Но он никогда у них не бывал, и вообще у них никогда никого не бывало. Мама ее, красавица, работала станочницей на заводе. У нее была приятельница, одна на все времена. Такого замкнутого образа жизни я больше в своей истории не встречала. Это страх, это был дикий страх перед всем тем, что впереди будет.
Как-то Дианина мама, тетя Анечка, мне говорит:
– Спасибо тебе, что ты дружишь с Дианой. Я видела, что она стала как-то повеселей.
Потом постепенно, когда мы с Дианой стали совсем близкими подружками и секретами делились, она потихоньку сказала, что дядя никогда у них не бывает, ему нельзя. И никто не знает, что они его родственники. Я спросила:
– А что такое могло случиться, что он от вас отказался? Он же паек, наверное, получает. Таким, как он, в райкоме дают муку, сахар. Я видела все это.
Диана как-то шепотом сказала:
– Нас увезли, чтобы мы остались живы с мамой. И мы не ходим никуда, мы ни с кем здесь не знакомы. Мы вот ничего о себе не рассказываем. Я тебе не скажу, в каком городе мы жили. Папу увели, и нам сообщили, что его расстреляли. И нас сразу же повезли сюда. Главное, чтобы мы ничего не рассказывали о том, кто был наш отец. И ничего не рассказывали, кем была мама. Ты учти, ты хранитель главного секрета, ты уже знаешь кое-что о нашей жизни. Только никому не рассказывай, потому что может пострадать твой отец, он военный.
Я поняла, что это какой-то опасный секрет, который она мне доверила. Я очень берегла его. И стала еще как-то с ней ласковее, что ли, внимательнее. Приносила ей всякие книжки. Родители мне в детстве давали деньги на них. Я сама ходила в книжный магазин и покупала все новинки. Я прочитала «Далеко от Москвы», «Кавалер Золотой Звезды» и много другой всякой мути подобной. Тогда не продавалась западноевропейская литература, не продавалась наша настоящая классика. Даже «В окопах Сталинграда» было невозможно купить.
И однажды Диана открыла мне тайну сундука. Он был ей подарен на день рождения вместе с содержимым. И был полон книг писательницы по фамилии Чарская. Никто из нас, школьников, тогда учившихся, не подозревал, что существует такая писательница. В сундуке были только эти книжки. Там больше ничего не лежало. Ни одной тряпочки. Мы до дна все вытащили. Мы проверили, пролистали все книжки. Ничего не лежало.
Книжки были с блеском оформлены, там были изумительной красоты рисунки, королевские. Там всякие принцессы, принцы, люди богатые и дети богатые. Это были своеобразные светские сказки, как я теперь понимаю, о детях и для детей того дореволюционного времени. Чарская, как я потом выяснила, была невероятно популярна перед революцией.
Я заранее спросила у родителей:
– А вот говорят, есть такая писательница, Чарская.
Папа не знал, кто это такая. Мама знала и сказала:
– Ее читать нельзя, она запрещена.
Диана дала мне одну книжку прочитать. Но как сделать так, чтобы родители не увидели? Две комнаты у нас было, тесно мы жили. Что делать? Мы с Дианкой обдумывали долго, как я буду читать.
В девять вечера меня укладывали спать. И не разрешалось ничего читать после девяти, это закон был, и перечить бесполезно. А мне хотелось читать книги. И тогда я придумала. Время от времени я простужалась, у меня болели уши. Мне купили синюю лампу. Она включается, греется ухо, и боль потихоньку уходит. И вот я достала эту синюю лампу. Укрылась одеялом с головой, лампой и книжкой. Конечно, темно было под одеялом, но к утру я закончила читать книжку Чарской.
Тогда я ничего не знала про наших императоров, императриц, про династию Романовых. Эти разговоры не велись. Целый мир открылся мне, яркий, блестящий. А вокруг нас все неинтересно. Еще со времен войны страшно – вдруг прилетит самолет вражеский. Разрушенный дом рядом – не достроили какой-то Дом культуры. Все говорили, что там живет банда Черной Кошки. Я в школу во вторую смену ходила, и мне надо было мимо этого дома проходить, и было страшно.
Книжку Диане я вернула перед школой. Мама ее уже ушла на работу, к своему станку. Диана открыла, говорит:
– Следующую книжку я дам тебе завтра.
Через день я снова кричала в окошко, еще до прихода Дианиной мамы с работы:
– Мне
