Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
любил.
Но был до отвращения немил.
Не плачь, не плачь, прелестница моя!
Но слезы втихомолку в три ручья.
«…Зачем, Господь,
меня ты сотворил
такой спесивой?
Что ты натворил?
Умом прямым и дерзким
наделил
совсем некстати.
Что ты натворил?
Характером и волею
ссудил —
ты мне всем этим
только досадил.
Зачем желание
опережает ум?
Зачем мой муж
унылый тугодум?
Зачем я привередлива,
бездетна?
Зачем живу
до стыдного – безбедно?
Зачем сама себя
всегда стыжусь?
Зачем я снова
с мужем развожусь?
Но лишь прикину:
если б да кабы…
Спасибо,
не хочу другой судьбы».
5.
Что ж – у нее достаточно страданий:
здесь все-таки судьба —
не дом свиданий!
Все мучится, все мечется, бежит.
С мигренью ввечеру одна лежит.
О том сказать спешу вам не затем я,
чтобы внедрить в поэму мелкометье:
о «вечном» тоже думает Ирина.
Не так-то просто сделать гражданина
из слабой женщины.
Хоть многие туда же:
руководят, преуспевают даже
на поприще общественных наук.
Но скольких, между прочим,
стоит мук
иным из них – не быть,
а лишь казаться.
Не будем больше этого касаться.
Жизнь – истина,
увы,
не прописная.
…И ВЫРОСЛИ ОНИ, ВОЙНЫ НЕ ЗНАЯ…
6.
В плену неканонической поэмы
не сплю ночей, теряю цвет лица.
Но в паутине конъюнктурной схемы
запутаюсь задолго до конца.
Я так хочу, чтоб героиня эта
уехала на стройку наших дней,
как я хочу, чтоб не кончалось лето.
Но это не во власти – не в моей.
Она меня и слушаться не станет!
Свою судьбу сама переверстает.
Ей быть собой уже не перестать.
Как видно, героиня мне подстать:
в характере черты дурного свойства.
Спасибо, есть бюро трудоустройства.
Литературовед и кандидат —
журнал столичный был ей только рад.
Она – редактор нацлитератур.
Из тонких восприимчивых натур.
Не лучше и не хуже многих прочих.
Происхожденьем из семьи рабочих:
интеллигентка в поколенье первом.
Вот только б не давала волю нервам!
Но жизнь-нирвана достижима разве?
Ирина опекала Закавказье.
И вот она летит в Азербайджан,
откуда родом, кстати, Дон-Жуан.
Ей все претит в гостинице «Баку».
Что за работа: лежа на боку,
всю ночь читать критическую гиль
и тут же машинально править стиль?!
А днем – обед, банкет, который к ряду.
И жадные мужские всюду взгляды.
Для полногрудой
женственной Ирины
здесь подадут шашлык из осетрины,
хотя его и днем с огнем не сыщет
какой-нибудь творец духовной пищи
мужского пола:
будь он из столиц,
пред ним тут вряд ли б упадали ниц.
Пикантные подробности?
Уволь.
И мне близка ее тоска и боль:
едва увидев,
и меня едва ли
за поэтессу сразу принимали!
По воле сексапильного клейма
я вволю настрадалась и сама.
…Она не станет лгать и унижаться,
но пылкого уймет азербайджанца:
хоть влюбчива она, но прихотлива,
не любит домоганий похотливых.
Без трезвых
побудительных причин
она вообще не смотрит на мужчин.
Но токи сексуальных революций
до нас успели все же дотянуться:
художник-декоратор, иудей,
столичный генератор сверхидей,
ее раскрепостил.
Она воскресла
и уяснила: это ей полезно.
Бесстыдница теперь – былая скромница.
В Москве легко и просто оскоромиться.
Не будем путать это
с тем, что свято:
все в книге описал профессор Свядощ!
Ты книгу прочитал?
Теперь скажи:
а мы с тобою разве не ханжи?!
Какого только нет добра на свете!
Ирину мы оставим на банкете,
а там – не будем делать обобщения —
весьма своеобразный круг общения.
7.
Увядшая акация,
как дама
стареющая
в белом кимоно, —
ее интересует лишь одно:
как выглядит
и держится ли прямо,
Отрину напрочь
это наважденье!
… Провинциальное твое происхожденье
мне на руку:
мы все не из столиц,
но сквозь барьер прописки
прорвались.
Внедрились,
расселились, как могли:
черту оседлости
успешно перешли.
Но поглотит гигантская Москва
житейские надежды большинства!
Хотя б казалось,
по какому праву?
Я, кажется, пишу поэму нравов?
От замысла до вымысла разгон
беру – за перегоном перегон:
ведь вправду
«широка страна родная»!
…И ВЫРОСЛИ ОНИ, ВОЙНЫ НЕ ЗНАЯ…
…в провинциальном южном городке,
с металлом и огнем накоротке.
Там твой отец в мартеновском цеху
сгорел —
в буквальном смысле —
на бегу,
спасая не себя —
другие жизни.
…РАЗВЕЯН ПЕПЕЛ ИХ В РОДНОЙ ОТЧИЗНЕ…
Там в двадцать пять
осталась мать вдовою.
С безденежьем боролась
и молвою.
Вся в неусыпных о тебе заботах.
Работала порой на трех работах,
чтоб ты могла учиться и умнеть.
Какую силу надобно иметь!
Она жива всегда одной тобою.
И надо было думать головою:
какая ни была бы ты ученая —
болит, болит ее душа крещеная!
Какая ни была бы ты столичная —
ее волнует частное и личное.
Ей трудно за тебя переживать.
Ей все труднее
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
