Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
что ему приходит в голову в связи с образом лучевой болезни: быть живым мертвецом, страдать от «синдрома ходячего мертвеца». По лицу человека этого не видно, он ходит, как все, через несколько дней после аварии, будто здоровый. Но в клетках своего тела он уже носит смерть. Конрад говорит, что никто не должен приближаться к «облученному человеку», иначе он сам будет облучен, «особенно это касается беременных женщин». Короче, никто, в ком есть жизнь.
На это я говорю:
— Мне кажется, что это прообраз того, как вы сами воспринимаете себя, как воспринимали еще до терапии, например в Новой Зеландии. Похороненным заживо, будто внутри вас есть то, что уничтожает все жизненные силы и все важные для вас отношения.
— Но туда ведь нельзя войти — в реактор, — произносит Конрад. — Ничто там не выживет. Там ничто не может выжить. Я читал: внутри есть только один черный гриб и он разрастется повсюду. Он приспособился к окружающей среде, питается радиацией. Думаю, лучше не входить.
— Вы боитесь втянуть в этот ужас остальных, — предполагаю я. — Отдать другим то, что носите в себе: вы не делаете их счастливыми, вы причиняете им боль. Как несчастной Люси. Вероятно, вы боитесь, что и меня надо защищать от содержимого саркофага.
Конрад глубоко вздыхает, это больше похоже на всхлип, но ничего не отвечает. Думаю, он сам жаждет моей помощи, но это палка о двух концах. Ведь я тоже веду его по мертвой пустыне его души к ее радиоактивному ядру. Даже не знаю, правильный ли этот путь, не представляет ли он реальной угрозы для Конрада, не разрушит ли наша работа его психику окончательно. Решающий вопрос: сможет ли он найти на этом пути то, что удержит его, сделает боль и страх терпимыми. Наши терапевтические отношения. Насколько они устойчивы, насколько Конрад доверяет мне? С ним по-прежнему очень сложно установить связь. В каком-то смысле мне тоже «страшно», я не уверен, что терапевтический процесс возможно удерживать под контролем. Меня начинает подташнивать: что, если я протяну ему руку помощи, а он не ухватится за нее и окончательно потеряет равновесие? Или ухватится, но я не смогу его удержать? Тот факт, что я осознал один из важнейших аспектов его сна лишь несколько дней спустя, когда говорить об этом было уже поздно, вполне соответствует моим личным страхам: Конрад поведал мне свой сон незадолго до зимних каникул, мы не увидимся больше трех недель. То видение также указывает на его страх перед тем, что может случиться, если он прорвется сквозь бетонную стену саркофага, а меня не будет рядом, причем несколько недель, которые покажутся ему нескончаемо долгими. С огорчением должен признать, что до этого момента я не замечал, как сильно Конрад уже пытается дотянуться до моей руки.
Катакомбы собственного «я»
Пошел второй год лечения. Конрад вернулся с рождественских каникул в плохой форме. Все это время он чувствовал себя отвратительно, почему — не знает. Почти все каникулы он провел в одиночестве, включая Рождество, но это его не сильно беспокоило: «Я не обращаю на это внимания». От приглашений друзей он отказался, сходив только на вечеринку в канун Нового года, но от этого стало еще хуже. Незадолго до полуночи он почувствовал такую тошноту, что едва мог терпеть.
— Какой-то страх, или — не знаю — будто белый свет вот-вот погаснет, или что-то в этом роде. Будто я не совсем на вечеринке и это все не по-настоящему. Я был рад вернуться домой и снова остаться в одиночестве. Вообще все три недели я был в таком сильном напряжении.
— Возможно, вам было тяжело оттого, что терапия не проводилась? Что меня не было рядом? — спрашиваю я.
Конрад подхватывает первую версию:
— Хм, да, может быть, отчасти сеансов мне не хватало. Возможно, они поддержали бы меня. Думаю, благодаря им я более стабилен. Я часто ловил себя на мысли: «Черт, этот перерыв». А есть вещи, от которых я хотел бы избавиться. Но потом смирился.
Конрад описывает меня и терапию не как отношения двух людей, между которыми существует эмоциональная связь, а скорее функционально, как терапевта с таблеткой, которую глотаешь, чтобы почувствовать себя лучше. Но его слова также свидетельствуют о том, что лечение для него приобрело большое значение.
На сеансах Конрад рассказывает новые сновидения. Меня удивляет, насколько изобретательна — даже чертовски креативна — его психика. Конраду снятся разруха, преследователи, гоняющиеся за ним по улицам заброшенного города, снова и снова лучевая болезнь, космический корабль, оказавшийся на пути нейтронной звезды, сияющего остатка взрыва. Чтобы увернуться, Конрад запускает двигатель на полную мощность, но притяжение слишком сильно, скорость космического судна слишком мала, его вырывает из корабля, он «прилипает» к гладкой поверхности «удивительно холодной звезды», не имея возможности пошевелиться, и в конце концов чудовищная сила гравитации расплющивает его.
Психика Конрада во сне постоянно создает катастрофические ситуации, в которых он ищет решение и не находит. Снова и снова он пытается убежать от угрозы, но безуспешно: слабый двигатель, город, в котором заперты все дома. В его снах всегда нет выхода, шанса на счастливый поворот событий, ни одного человека, который помог бы ему. Даже в собственных снах он одинок. Если сны иллюстрируют внутренний мир человека, то в мире Конрада нет спасения и нет отношений — он не может вырваться из себя, как космический корабль не способен противостоять притяжению нейтронной звезды. Мы называем то, чего он боится, катастрофой — это слово с расплывчатым значением, оно лучше всего выражает неконкретное внутреннее состояние. То, что описывает Конрад, — странные, деперсонализированные состояния, паника, — по-моему, проистекают из глубокого страха потерять свою внутреннюю структуру. Тошнотворное чувство, охватившее меня еще до рождественских каникул, вновь дает знать о себе во время рассказов Конрада. Думаю, мне нужно быть очень осторожным и осмотрительным. Конрад вступает в чувствительную фазу, когда его саркофаг становится все более хрупким, ведь этот бетон поддерживал и стабилизировал его. В то же время надежда есть только в том случае, если саркофаг откроется. «Отношения вместо бетона» — вот, пожалуй, самая краткая формула для определения результата нашей работы. Иногда Конраду удается выразить себя, пусть в виде сна, который он мне описывает. Но часто это не срабатывает. Иной раз на сеансах возникает состояние, которое я называю дрейфом. Конрад молчит, но не как человек, который размышляет, а как будто его внимание засасывает что-то внутри него. Тогда я не знаю, что с ним, грустит ли он или озабочен. Он просто как будто «ушел».
— Где вы? — спрашиваю
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
