рядом кто-то перебил деревню, да и бросил так. Со всей округи ведь всякая погань соберется… Не знаете, какая сука вот такое вот напиздовертила?
Кармунд в задумчивости проследил за взглядом Йотвана, тоже на девку посмотрел.
— Если про Ви́вень — деревенька ниже по течению — то слышали уже про это и уже разобрались. Отряд на днях туда отправили, чтобы все вычистили и пожгли.
Йотван с сомнением взглянул на братьев и задумался, уж не они ли отличились в этом Вивене, но переспрашивать прямо не стал. Вместо того спросил другое:
— А давно вы тут?
Кармунд в сомнении переглянулся с серыми плащами.
— С декаду уж, наверное.
— О-го! Чего сидите-то?
— Так а чего бы не сидеть, если харчи дают? — смешливо отшутился маг. — Коней на самом деле ждем, достало уж ногами грязь месить, все на себе волочь, точно скотина вьючная, да и плестись так будем Духи знают сколько.
— А что, дают?
— Давали б — не сидели бы. Мне даже двух найти не могут, что уж говорить про трех положенных. Этой вот братии, — он указал на свой отряд, — подавно не дают. Я уже даже расплатиться предлагал — а толку-то.
Йотван взглянул на Кармунда с сомнением, гадая, так ли понял. Он сам, конечно, не святой, и против правил деньги взял в дорогу — знал, что жрать надо будет по пути; вот только где его мелкие пфе́ньки и где деньги, чтобы за коня платить?
Кармунд, конечно, рода светского, не орденского, и наследник ко всему — с ним лишний раз никто не спорил и не заедался. Одно дело какому-нибудь там пятнадцатому сыну комтура из мест, где волки срать боятся, перейти дорогу, совсем другое — вот такому вот наследнику, что даже в Ордене нередко позволял себе одеться побогаче или выйти в город щегольнуть семейными деньгами. Но только даже для него уж слишком нагло было вот так нарушать обеты: “деньги — моль в орденской одежде” — братья их не держат и не носят, если только не по нуждам Ордена; за нарушения наказывали строго и безжалостно. Если нет сил и воли отрекаться от мирских богатств, то где уж тебе посвящать жизнь службе Духам?
Нет, Йотван про себя решил, не может быть. Наверняка семейных денег предлагал, а не своих.
— Ну, не смотри так! — рассмеялся Кармунд, — а то устыжусь. Сам, что ли, с Полуострова не прихватил вещиц пару-другую?
Йотван угрюмо зыркнул из под металлических колечек капюшона.
— Я клятвы чту, — мрачно отрезал он. Решил, что лучше так, чем правду говорить.
А правда была в том, что ему не к чему и не для кого с запада что-то тащить.
— Клятвами сыт не будешь и верхом на них не сядешь, — веселясь, пожал плечами Кармунд.
По взглядам — у одних стыдливым, у других нахальным — было ясно: отряд весь прихватил себе приятных сувениров из похода. Йотван сдержался, чтоб не сплюнуть: потому у них и ноги не идут, что лишнего с собою тащат кучу.
Решив, что аппетита больше нет, он поднялся — решил сходить к реке, обмыться да и вшей из бороды подвымыть — те обнаглели в край, вся морда красная уже и чешется нечеловечески. А по пути взгляд аккурат упал на мелкую — та все сидела и в остывшем супе ложкой ковыряла, но не ела.
— Чего ты возишься? Тебя что, каждый день так кормят? — удивился он.
— Не хочется… — почти беззвучно пробурчала девка. — Не голодная.
— Жрала б, пока дают, — ответил он, но больше лезть не стал.
Не с ложки же ее кормить, в конце концов. Да и авось сама уж справится, чай, не безрукая.
Он посмотрел еще немного на нее, глянул на суетящийся отряд и вдруг подумал, что дорога в одиночку была для него приятнее и даже очистительнее. Будто осталась позади война и даже то, что на нее гнало — и сам он сделался смиреннее, спокойнее и праведней.
Но нет, среди привычной орденской возни он снова стал таким же, каким был.
И Йотван, тяжело вздохнув, ушел вверх по течению реки.
* * *
— Что же такая маленькая девочка тут делает?
Она вскинула голову и рассмотрела подошедшего к ней рыцаря. Особенно вгляделась в синеву узора на лице — словно мороз дохнул на лужу зимним утром.
Он опустился рядом на бревно. Осенним днем солнце уже поглядывало вниз, воздух простился даже с памятью о летней духоте и был свеж и приятен; пахло кострами, мясом, табаком, рекой.
— Я иду в Орден, — едва слышно выговорила она.
Брат Кармунд не оставил без внимания ее пристальный взгляд, коснулся, усмехаясь, собственной скулы, где линии узора чуть изламывались в трещинах морщинок вокруг глаз. Ему было порядка тридцати пяти.
— Что, никогда не видела такого?
Девчонка помотала головой и опустила взгляд. Хмурясь, она с усилием сжимала в руках миску.
— Это айну́. С древнего это “метки Духов”, - сказал, улыбаясь, он. — Их могут носить только одаренные, рожденные в Великом Доме. Ну а в высоких Родах их и вовсе носят все.
Видя растерянность и совершенное непонимание, он рассмеялся и охотно пояснил:
— В высоких Родах все наследуют магический дар. Посмотри.
Брат Кармунд поднял руку, над какой спустя пару мгновений заплясали колдовские огоньки — здесь, на дневном свету, они уже не выглядели до того белесыми и яркими, как в сумрачном и полном неподвижного безмолвия шатре. Против них только мягче и нежнее сделались лучи, обласкивающего пропадающим теплом желтого солнца.
Призраки отражений от огней плясали в удивительно светлых и ясных глазах рыцаря. Он пристально смотрел за их покорным хороводом и чуть щурился, но краем взгляда примечал, как оживилась девка и как подалась вперед. Он прятал в уголках губ легкую беззлобную усмешку над ее наивным любопытством.
— Как твое имя? — спросил он.
Она задумалась на миг и будто с духом собиралась, прежде, чем сказать:
— Йерсена.
— Ну надо же… В такое время — и такое имя, — Кармунд в невольном удивлении всмотрелся в детское лицо — бледное и чумазое, с запавшими, пугающе огромными глазами. — Словно специально тебя в честь чумной девы назвали.
Она ни слова не произнесла на это, только лишь снова уставилась в полную миску, напряглась и сжалась, спазматично ежась. По птичьи тонким ручкам разбегались крупные мурашки.
— Мерзнешь? Иди поближе, у меня плащ теплый. — Он поднял полу, приглашающе кивнул, но девка лишь мотнула головой. — Ты зря стесняешься.
И он сам пересел поближе, обнял за плечо, накинул плащ. Под ним девка невольно
