одеревенела и сильнее сжалась; если б могла — песком, что просыпается меж пальцев, ускользнула бы.
— Так значит, говоришь, в Орден идешь?.. Охота выучиться или воле Духов хочешь послужить?
Девка молчала и нахохливалась лишь сильней.
— Где Йотван тебя подобрал? И как ты его убедила взять тебя с собой?
Она уперлась взглядом в землю и как-то неловко неопределенно повела плечами — они чуть-чуть дрожали, острые, костлявые почти до боли.
— Ну! Ты расстроилась. Или все мерзнешь? — Кармунд склонился ближе к ней. — Да у тебя все губы синие. Иди сюда.
И он убрал из ее рук нетронутую миску, а саму подхватил и на колени к себе усадил, протестов вялых даже не заметил. Теплый плащ заключил ее в кольцо поверх таких же теплых рук; их тяжесть придавила до почти что полной неподвижности.
— Ну и чего ты напряглась вся? Чего так боишься? Я ничего тебе ужасного не сделаю.
Он притянул ее к себе поближе, обнял потеснее, погладил по спине, невольно сосчитав все позвонки. Ответа снова не дождался — и не ждал уже.
— Йотван сказал, куда тебя ведет? В Лиесс или же до ближайшего приюта?
— Не знаю… — выдавила она едва различимо.
— Проси, чтобы в Лиесс. Или и вовсе пошли с нами, если Йотван не захочет тоже присоединиться. Там сможешь обратиться к нам, если вдруг что — поможем и подскажем. Уж лучше, чем совсем одной.
Она неловко подняла чуть мутноватый, недоверчивый взгляд и рассматривала пристально, в упор.
— А почему вы такой добрый? — наконец спросила она со всей детской прямотой.
Кармунд еще раз рассмеялся и задумался на миг. Он ласково погладил девку по немытым волосам.
— Думал сказать, что потому что ты такая маленькая и наивная, но не могу, раз ты такие умные вопросы задаешь, — он улыбался ей с задорными смешинками в глазах. — И что с тобою вот такой вот делать?
Девка не отводила рыжих глаз и медленно, несмело и неловко улыбнулась — попыталась. Чуть дрогнули изъеденные заедами уголки синюшных губ.
— Ну вот! Совсем другое дело, а то мрачная, точно чумная дева.
Довольный, он ослабил хватку и позволил рукам лечь вокруг нелепо маленького и худого тельца. Она все-таки опустила взгляд, спрятав бездонные глазищи с крапинками рыжины. В молчании девка неловко мяла в пальцах край плаща.
— А хочешь сказку? — Спросил он. Нашел на поясе табак и трубку, прямо поверх девки взялся набивать.
Она не сразу смогла робко пискнуть:
— Да.
— Ну слушай… — он в задумчивости закурил, прикрыв глаза и наслаждаясь нотами. Лиесский табак пах совсем не так, как та вонючая дрянь, что росла на Полуострове, и вновь вдохнуть его было огромным удовольствием. — Зеленокаменный Лиесс стоит в горах, что называют Полнолунными. В их недрах добывают малахит — особый, не такой, как в остальных местах. На нем при полной луне загорается Лунный огонь — пламя особое, святое, посланное Духами…
Он рассказал, что как-то в древности великий Дух, Западный Йе́хиэль, первым нашел тот самый малахит в горах. Там к нему вышла Малахитовая Дева, этих гор хозяйка, и сказала, что людям ни за что не стоит знать об этом камне — его великолепие будет сводить с ума, и потому никто, зашедший в эти горы — по случайности ли, с умыслом ли — никогда их не покинет. Она не отпускает тех, кто может рассказать секрет.
Однако, видя, как горит на малахите удивительное пламя, Западный Йехиэль осознавал, что в нем люди сумеют прочесть волю Духов, через него познают праведный путь, истовую веру, святость… И потому он взялся спорить с Девой и пытаться ее переубедить, но та была неумолима и не позволяла ему возвратиться с гор.
Но вскоре там же появился его верный и любимый брат, Западный Йе́хиэр, обеспокоенный долгим отсутствием вестей. И Малахитовая Дева полюбила его с первого же взгляда, но знала, что вдвоем братья ей неподвластны. Тогда она сказала Йехиэлю, что отпустит его и позволит открыть людям малахит, но только если он взамен оставит брата. Тот станет ей слугой и будет беречь прииски, чтобы в своей порочной жадности люди не выбрали их дочиста, а если не удастся это — то поможет полностью сокрыть их. Йехиэль не желал ей уступать, но Йехиэр не возражал — он посчитал, что это — невеликая цена за то, чтоб принести людям свет Лунного Огня и истовую веру.
И так он сделался слугой хозяйки гор. Однако той было мучительно смотреть, как люди год за годом разоряют сердце ее гор, как портят они ее дом уродством своих кривеньких строений, как жадность заставляет их багрить зеленый камень кровью…
Но к тому времени ей стало не под силу что-то изменить: уж слишком многие прознали про чудесный камень. Она пыталась оградить его, и насылала малахитниц, своих дочерей, чтобы те отпугнули рудокопов — без толку: те видели в них лишь противных тварей, научились истреблять. И вот тогда-то Малахитовая Дева и ушла. В своем глубоком горе она скрылась в неприступном лоне гор, где ее было не достать, и больше никогда ее никто не видел. И только лишь Западный Йехиэр остался безраздельным господином гор, хранителем всех приисков и добрым покровителем всех рудокопов.
— Эй! — Крикнул Йотван. — Ты отстань от девки!
Он возвратился на поляну в нидерветах, хемде и уже натянутом на голову кольчужном капюшоне. Голые ноги выглядели до смешного глупо, подмышкой ворохом торчало множество вещей; с намытой бороды лениво капало на грудь, в раскрытый ворот хемда, топорщился приметный рыжий клок и только ярче сделались красные пятна на лице.
Йотван, чеканя резкий шаг приблизился и зло навис. Кармунд не шелохнулся и не дрогнул, только голову поднял, чтобы в лицо смотреть.
— Что ты орешь? Ее все, кажется, устраивает.
— Она, как будто, много понимает! Пусти ее. Сюда иди, малявка.
Она пошевелилась вяло, неуверенно, прислушалась к себе и потянулась было соскользнуть с чужих колен.
— Сиди. Ты не обязана все, что он скажет, де… — закончть Кармунд не успел, девка рванулась прочь.
Йотван теперь лишь мельком разглядел ее лицо — белое, как мазок тумана по утру; без капли крови, даже губы — в синеву. И шагу не успел к ней сделать — девку вывернуло. Она и отойти-то толком не успела, над бревном согнулась, упираясь тощими руками, — только и видно, как все тело спазмами сжимается.
Кармунд шарахнулся, но не успел — на плащ попало все равно; по всей низинке серые плащи в растерянности вскидывали головы.
— Чего там с
