фразам, но меня перехватил Панчо:
— Джонни, тут дело нечисто.
— Само собой, такой змеюшник…
— Нет, хуже. Ты заметил, что Русси не дает никому приблизиться к Алексу и Барбаре?
— Да, но зачем?
— Ты порой как ребенок, Джонни, — присоединился Ося. — Шестьдесят миллионов всяко больше, чем два.
Блин. Охотники за приданым!
Не знаю, то ли жалость к Барбаре, то ли неприятие подленькой интриги Мдивани подвигли меня на действие. Я выскользнул из коловращения золотой молодежи и, старательно обходя Русси по большой дуге, оказался под деревом.
Стол был пуст, если не считать пяти или шести бутылок шампанского и дюжины бокалов. В густеющих сумерках Алекс уводил висящую у него на плече тряпичной куклой Барбару в летний домик у пляжа. Я оглянулся, встретил подбадривающий взгляд Панчо и через несколько минут двинулся следом.
Дверь открыл, как учил Ларри, слегка приподнимая ее вверх, чтобы не скрипела.
Так и есть — Алекс настойчиво втирал Барбаре мантру «когда я впервые встретил вас, я почувствовал себя утомленным путником, который на жизненном пути узрел на озаренном солнцем поле нежную фиалку» и ловко освобождал ее от одежды.
Барбара только пьяненько смеялась и слабо отпихивала руки Мдивани. Блин, вот сколько раз на моей памяти в общаге Желтогорского политеха точно так же хихикали домашние девочки, впервые напившиеся на студенческой вечеринке и попавшие в лапы мачо со старших курсов…
— Что это ты делаешь, биджо*? — ввернул я словцо от Гиви.
Если честно, я не собирался осложнять ситуацию, все получилось само собой. В самом деле, будь тут банальная интрижка, слова бы не сказал, но этот чертов жиголо буквально выбесил меня.
— Вон! — яростно заорал князь, покраснев от ярости как задница при запоре. — Вон, я сказал!
Не иначе, вожделенные миллионы совсем затмили ему рассудок — ну какой дурак будет так нарываться?
— Ты ничего не спутал, маймуни виришвили? — я разозлился не на шутку.
— А-а-а-а! — князь без промедления с ревом кинулся на меня, вытянув вперед обе руки.
Биджо — мальчик, приятель; маймуни виришвили — обезьяна сын осла.
Ничего изобретать не пришлось, я просто ушел от захвата и придал грузину дополнительное ускорение. Он пролетел мимо и с грохотом врезался в пляжный шкафчик. Но сразу же кинулся снова, бестолково молотя руками — как боец лопоухий Алекс ничего из себя не представлял.
Платком из нагрудного кармана хлестнул Мдивани по глазам, а когда он отшатнулся и зажмурился, незатейливо врезал коленом по яйцам. Князь согнулся пополам, а далее, бережно ведомый за шиворот, вылетел вместе с деревянными жалюзи на песочек пляжа.
Барбара весело расхохоталась и захлопала в ладоши, а я подумал, что слишком часто стал выкидывать людей в окна…
Я присел на диван и приподнял Барбару, чтобы одеть и сдать на руки хозяйке, но Луиза явилась раньше.
В большой и сильно поддатой компании, под водительством Русси.
Сестрица Алекса уставила на меня палец, но обличающее выражение на ее лице сменилось на растерянное, а потом на злобное.
Мозг внезапно заработал со страшной скоростью — ну да, если бы тут застали Алекса, то Луиза подает на развод, а «князь» женится на скомпрометированной Барби. Пятьдесят восемь миллионов профита.
— Это вам так просто не сойдет, Грандер! — прошипела Русси.
Я посмотрел в непонимающие глаза Луизы, в жадные до сенсации лица гостей, в спокойное лицо Шанель…
Джон Грандер, миллионер, с полуголой наследницей Вулвортов в уединенном домике.
Скандал.
Теперь, как честный человек, я обязан жениться.
Глава 4
Сельская идиллия
Грузопассажирский пароход дошел от Сеуты до Альхесираса меньше чем за сутки, и все это время Михаил Крезен, бывший советник при Испанском легионе, проклинал себя за уступку капитану Ромералесу.
— Мигель, ты должен поехать в Касос-Вьехос со мной! Я познакомлю тебя с родней!
— Это, наверное, не очень удобно, — попытался отказаться Крезен.
— Мои родители никогда не видели русского!
— Вот спасибо, я что, цирковой медведь?
Ромералес не смутился ни на секунду:
— Я хотел сказать, что они будут рады тебя видеть! А моя матушка готовит потрясающий рабо де торрос из бычьих хвостов!
И вот теперь Крезен расплачивался за слабость — слушал бесконечное зудение капитана. Пухлый живчик, вопреки своему обыкновению, не хохмил, а жаловался:
— Carajo, проклятые шпаки из Мадрида наверняка работают на масонов!
— Может, на большевиков?
— На большевиков само собой! А эти сволочи из тылового управления засунули нас на эту калошу!
Ромералес доковылял к умывальнику и поплескал в лицо, чтобы хоть как-то справиться с морской болезнью:
— Мерзкая каюта, даже нет горячей воды! Дева Мария, как мне хреново!
Крезен его понимал — страдания физические дополнялись моральными. После на редкость бестолкового мятежа Санхурхо военный министр, он же премьер Асанья, перешерстил армию. Нелояльных офицеров увольняли «за неуважение к республике», Легион урезали вчетверо, до восьми бандер. И если майор Баррон, тоже попавший под сокращение, мог вернуться в родовое имение и жить на доходы с него, то Ромералесу, выходцу из низов, грозила невеселая перспектива снова ковыряться в земле и получать небольшую пенсию.
Но, черт побери, сколько можно ныть? И как темперамент капитана совмещает беззаветное упорство в бою и полный упадок духа в непривычной ситуации? В конце концов, стисни зубы и прими удар судьбы по-мужски!
Михаил и сам мог бы поныть не хуже — его выперли с такого уютного места как раз в тот момент, когда наконец-то дела с местными контрабандистами пошли в гору. С местным криминалом он связался давно и даже рискнул вложить свои деньги, но они еле-еле отбились, пришлось взяться за старое. Конкурентов он перестрелял из трофейной рифской винтовки, и власти решили, что это разборки между испанскими колонистами и бедуинами. Его партнеры за несколько месяцев прибрали осиротевшие бизнесы, и Крезен уже предвкушал будущие прибыли, но тут Санхурхо устроил свой нелепый мятеж.
Африканскую армию лихорадило, имевших связи вместо увольнения переводили в захолустные гарнизоны, не имевших выставляли на улицу. Когда волна сокращений добралась до советников, полковник Халяпин отстоял только членов РОВС и не стал вступаться за «пришлого» Крезена. Как говорится, в чужом пиру похмелье. Хорошо хоть без финансовых потерь, а в идеале с дивидендами от контрабанды. Но серьезных надежд на это нет — из Мелильи его попросили на выход, а издалека плотно контролировать партнеров невозможно. Так что оснований для нытья у Михаила побольше, чем у
