на буквы моего родного алфавита. Проще говоря, писал я теперь хуже первоклашки.
Теперь же я пялился на вывеску: «Странноприимный дом под омелой» и понимал, что и с языком империи-альтосом у нас с Максимусом проблемы. Нет, вывески я разбирал. Но как-то сразу стало понятно, вывески — единственное чтиво в его жизни. Если не считать трактатов о фехтовании. Но там картинки.
Писал же мой герой с чудовищным количеством ошибок. Поэтому не писал сам, а предпочитал диктовать письма рабу лектору.
Здравствуй, жопа, Новый год. Магия-хренагия. Сперва придётся учиться элементарной грамоте. Неумение читать и писать для патрициев было здесь явлением повсеместным. Для некоторых членов благородного сословия такое «отличие» от грамотных рабов было даже предметом гордости.
Сестра Кассандра подозвала какого-то плеба. Показала ему несколько жестов и вручила оловянную, на вид, бляху. Тот услужливо поклонился, распахнул дверь странноприимного дома и исчез внутри. Я заметил, что потолки на первом этаже были довольно низкими, чтобы мы с Кассандрой чувствовали себя там неуютно.
— Что мы здесь делаем?
— Ждём твоего слугу. — Она поправила повязку на лице. — Он здесь уже три недели. Наверх ему было нельзя. Он друбожник.
Друбожник — означало поклонник другого бога, не Смеющейся.
Спустя пять минут дверь в странноприимный дом распахнулась, и оттуда выскочил крепкий немолодой мужчина, одетый в простую короткую тунику и холщовые штаны. Увидев меня, он ничком повалился в пыль, попытавшись поцеловать мой сапог. Я от неожиданности отдёрнул ногу, и он клюнул лицом в уличную пыль.
— Вашмлсть, вы живы! Серые стервы говорили мне, но я не верил. Думал, хотят вытянуть из меня все деньги на постой в этой дыре. Какое счастье, господин!
— Встань, — я пошарил памяти, — Друз. Почему ты здесь?
ДРУЗ: Гладий вам всем в сраку!
— Скажи ему, что друбожникам, оскорбляющим госпожу или её служанок на территории монастыря, вырывают языки. — Кассандра смотрела на начальника моей дружины, а это был именно он, как на насекомое.
— Я не верил, что вы погибнете. - непоследовательно заявил он, - плюмбату им всем в жопу! А Серые взяли только вас, в одной ночной рубашке, и ТОТ меч. Так что привёз я ваши вещи и скакуна вашего. И со мной ещё двое парней. Остальные охраняют виллу.
— Если ты не прекратишь оскорблять серых сестёр или что-нибудь ляпнешь про их Госпожу, тебе вырвут язык. И я не смогу тебя защитить. На этой территории Мать имеет право суда. И монастырь устанавливает свои правила.
— Я понял, господин. — Он поднялся на ноги. — Но мы ведь сейчас уедем отсюда, гладий им в ж… глотку?
— Да. Домой. — Я сказал это на автомате, и только после подумал, что вилла на границе цивилизованных земель и вправду теперь мой дом.
Друз заухмылялся, обнажив ряд верхних железных зубов. Хрена себе у них стоматология!
— Дозвольте, вашмлсть, снарядиться. Я быстро!
— Давай, Друз. А где мои люди?
— Так в стойлах же. Здесь дерут за место в общей спальне, как будто целиком виллу сдают, спату им в… Адовы… В общем, бегу!
Друз явился через пятнадцать минут, полностью снаряжённый в дорогу. Поверх туники он надел жёсткую кожаную куртку, обшитую металлическими бляхами. На праплече красовался шипастый наплечник. На левой же руке — кожаный шипованный наруч. Предплечья обмотаны кожаными ремнями. На кистях рук намотано что-то вроде эластичных бинтов. Солдатские сапоги завершали облик старого вояки. За плечами он тащил объёмный дорожный мешок. В руках, пыхтя и отдуваясь, он нёс ещё один баул, размерами побольше первого.
— Вашмлсть, давайте под навес отойдём, я вам облачиться помогу. Весточку бойцам я послал уже.
Мы отошли под навес, и Друз плюхнул свою ношу на деревянный настил. После чего начал извлекать из него элементы снаряжения.
Первыми на свет появились части моего «походного» доспеха. У меня был ещё и боевой, но он остался дома, потому что надевали эту гору железа только прямо перед большими сражениями.
Друз помог мне застегнуть многочисленные ремешки и пряжки. Теперь моё тело покрывал сегментный металлический, со стеганной подкладкой, панцирь, делающий меня немного похожим на рака. Наплечники мы решили не пристёгивать. На правой руке красовался металлический же наруч, с подбоем. Также на обе голени были надеты поножи. Набедренниками я, под одобрительным взглядом Друза, пренебрёг. Как и шлемом.
Затем из мешка были извлечены два… ну, на вид, эти мечи были похожи на гладиусы. Клинки не длиннее моего предплечья. То есть для меня — короткий меч. А для плеба — длинный. Друз закрепил их на кожаный воинский пояс, а низ ножен пристегнул к бёдрам. Закончил моё вооружение длинный кинжал с треугольным лезвием, который подвесили мне на пузо, рукояткой вниз, под левую руку. Поверх всей этой радости мазохиста я накинул алый плащ с сигной дома Доримедов.
Покопавшись в памяти Маскимуса я не нашел никаких воспоминаний об огнестрельном оружии. Ну что, вот оно мое поле для прогрессорства. Изобрету им тут пистоли-аркебузы. Потом пушки. Или наоборот? Потом и до пулеметов дойду. Хо-хо! Наведу шороха, короче!
Ещё в начале моего превращения в выставку кожгалантереи вперемежку со скобяной лавкой, сестра Кассандра просигналила мне:
— Дождись у стойл. Я быстро. — и куда-то спылила. Не терпится ей меня выпроводить лично.
В стойлах нас уже ожидало двое воинов моей охраны в лёгком снаряжении. На лбах у обоих вытатуированы номера. прическа - короткий ежик. Я «вспомнил» что, кроме собственно Друза, остальные мои воины были рабами.
Один из воинов держал упряжь и седло. Второй придерживал два мешка, каждый не меньше, чем у Друза. Увидев меня, оба плюхнулись на колени, склонив головы в дорожный прах. Это не было общепринятым приветствием командира. Просто Максимус был тот ещё засранец, и, видимо, получал удовольствие от унижения людей ниже себя по статусу.
— Так, встали оба. — недовольно сказал я. — С этого дня я вам всем, и тебе тоже Друз, запрещаю падать на колени. Воинского приветствия будет достаточно. Всё ясно?
— Как прикажет, вашмлсть! Вон Гром. Плюмбату ему в зад! Намучились с ним в пути. Нипочём никого признавать не хочет. Ну, вы знаете, вашмлсть.
Рядом с моими воинами, привязанное к поперечной деревянной жерди, тянущейся вдоль здания стойл, стояло... чудовище. В холке эта скотина доставала мне почти до плеча. То есть не особо высокий плеб мог
