тут, как и в ситуации с Карлом, ей придется уступить. Она подумала о себе и печально улыбнулась. Ее время ушло. Когда-нибудь это должно было произойти. Ей на смену пришла другая. Дочь булочника. Ее появление на свет окутано тайной, владеют которой двое: дочь короля Людовика и мадам Ангелика. Тайне этой пришел конец. Настало время. И Анна ни о чем не жалела и не станет жалеть, ибо в ее власти сделать счастливым человека, который когда-то, семь лет назад, осчастливил ее саму. Но не только его, — еще и ту, которую однажды, не без надежды удачно выдать замуж, она сделала своей фрейлиной.
И вот теперь ее протеже полюбила… На иной союз рассчитывала Анна, но коли уж так случилось, она не станет ничего менять. Она не может не одарить человека, подарившего ей свою любовь. Осталось найти время, место, подходящий случай для раскрытия тайны, которую уже больше двадцати лет она хранила в своей душе.
Анна перевела взгляд на громаду собора Богоматери и радостно заулыбалась. Поймав себя на этом, не удивилась, подумав о том, какое это счастье — доставлять радость другому человеку!..
Но что-то их не видно, всех троих. Вероятно, Рибейрак затащил своих спутников в какой-то притон. Однако пора бы уже и выбраться оттуда. А может, они вместе с новоиспеченным принцем отсыпаются сейчас после бессонной ночи?..
В это время доложили, что в приемной ожидают сир де Вержи и шевалье де Рибейрак. Анна оживилась: сейчас друг Этьена станет рассказывать о том, как они провели ночь. Любопытно, остался ли гость доволен приемом, оказанным ему при дворе и у парижских дам, которые, надо надеяться, с должным усердием ублажали охотника до заморского трона?
— Довольно! — махнула она рукой чтице, и та захлопнула книгу. — Час для такого времяпрепровождения выбран, надо признаться, неудачно; вечером, уверена, сие увлекательное чтение произведет на всех нас совсем иное впечатление. — Она бросила взгляд на слугу. — Пусть войдут посетители. Покиньте будуар, — приказала она дамам, и они поспешно удалились, оставив Анну одну.
В ту же минуту вошли Этьен и Рибейрак. Анна подошла к ним, оглядела того и другого. Странно: никаких следов ночной пирушки и в связи с этим проведенной без сна ночи; но и веселыми лица никак не назовешь: на обоих читался вопрос, вызванный каким-то недоумением, недопониманием чего-то. Строя догадки, Анна произнесла:
— Вот и вы, друзья мои. Как прошла ночь? Смею надеяться, вы не скучали? А где же наш гость? Вы оставили его у одной из нимф или, притащив сюда полуживого, уложили в постель?
— Ни то, ни другое, — ответил Этьен. — Он отлично выспался и теперь, вероятно, попал в окружение придворных дам.
— А вы оба? Не похоже, что этой ночью вам было не до сна. В чем дело, Рибейрак? Вашей Цирцеи, о которой вы мне говорили, не оказалось дома? Быть может, вместо надлежащего приема со второго этажа на ваши головы полетели горшки с цветами и вы вернулись во дворец?
— Мадам, — поклонился Рибейрак, — горшков на подоконнике дома, который мы с трудом нашли, не оказалось, и все же нам пришлось покинуть его, к нашей радости, но к неудовольствию дам, о которых вчера я имел честь сообщить вашей светлости. Но во дворец мы не вернулись, тем не менее отлично выспались совсем в другом доме, о котором вы сейчас услышите.
— Филипп, перестаньте кривляться и разукрашивать фразы. Говорите коротко и ясно. Что произошло этой ночью? Я вижу это по вашим лицам, а потому не смейте ничего утаивать от меня. Отчего вы считаете, что покинули тот дом с радостью? И что заставило вас покинуть его?
— Оттого, — ответил Этьен, — что, не сделай мы этого, мой друг Филипп не встретил бы ту, в которую, едва увидев ее, без памяти влюбился.
— Рибейрак? Влюбился? — рассмеялась Анна. — Святой Бог, возможно ли это?
— Увы, мадам, — нарочито тяжело вздохнул Этьен, разводя руками, — когда-нибудь это должно было случиться. Однако вы, без сомнения, с нетерпением ждете нашего рассказа? Филипп сделает это лучше меня, дадим ему слово.
И Рибейрак рассказал обо всем, что произошло с ними ночью, точнее, поздним вечером. Герцогиня, не перебивая, внимательно слушала.
Наконец рассказ кончился. Друзья с волнением ждали ответа, который должна была дать Анна. Все ли правда в словах мадам Лесер? Не напутала ли она? Не стала ли жертвой бредовых видений?
Какое-то время Анна молчала, подолгу глядя то на одного, то на другого. Пришло время для раскрытия тайны, и тетушка Ангелика это поняла. Теперь они оба ждут подтверждения ее слов, и Анна, чуть улыбнувшись, несколько раз легко кивнула, словно давая этим понять, что не опровергнет рассказа хозяйки дома на улице дю Ратьер, а стало быть, скажет всю правду. Не сделать этого она не могла, и Этьен увидел, как грустью подернулся ее взгляд, устремленный на него. И уже лишними показались бы слова, ибо взгляд этот был прощальный. Яснее ясного глаза ее сказали ему: «Прощай, моя любовь! До смертного часа я не забуду того, что было между нами. Я отдала тебе все, что могла, и я благодарна тебе за твою любовь. Ты подарил мне то, чего я была лишена и, догадываюсь, чего у меня не будет уже никогда. Прости же и прощай!»
— Ангелика Лесер сказала вам правду, — промолвила она, и по ее щеке поползла слеза.
Это удивило друзей. Никто и никогда не видел, как эта женщина плачет. Ее слезы каждый объяснил по-своему, не понимая истинной причины, побудившей эту сильную духом, волевую, мудрую правительницу и государственного деятеля со столь незаурядным умом, заплакать. А причина крылась не в печали, ибо слезы вызывает, помимо нее, еще и радость. Именно радость! Анна ликовала оттого, что раскрытая тайна помогла ей осчастливить ее друзей, чего она всегда безумно хотела, ибо ради искренней дружбы эта женщина готова была на все: печалиться, награждать, самой претерпеть любые муки или отказаться от тех или иных земных благ.
Случай представился, и она улыбнулась им обоим, глядя на них глазами матери, сделавшей все для того, чтобы ее дети были счастливы, и увидевшей в конце пути плоды своих трудов. И еще она была рада, что ей не пришлось вести долгий рассказ о том, что произошло в доме булочника Ришара Лесера больше двадцати лет назад.
А слезы не унимались. Она утирала их платком, но на их место набегали новые, и сквозь них она уже смутно различала лица обоих друзей.
— Мне ни к чему лгать вам, моим преданным друзьям, столько сделавшим
