всем произошедшем все равно казалось… неправильным. ― Я покачала головой, чувствуя себя той невинной, глупой смертной, которую Джулиан встретил впервые. ― Я должна быть счастлива. Он был чудовищем.
― Он был, ― мрачно сказал Джулиан, выводя большим пальцем на тыльной стороне моей руки успокаивающие круги, ― но это не значит, что это не тяжело. И это не делает тебя глупой, если ты не рада его смерти. Тебе не нужно объяснять свои чувства. Они просто есть.
Он был прав, но тяжесть в моей груди ― это тревожное, тошнотворное чувство ― не проходила. Я переключила свое внимание на другие вопросы.
― А Совет?
Они не могли радоваться тому, что Села мертва.
― Нет, но они ведут себя так, будто в ужасе. ― Его губы скривились. ― Признание того, что один из них активно истреблял наших сородичей, было воспринято не слишком хорошо. Совет разбирается с последствиями.
― По крайней мере, они заняты.
Он фыркнул. Спасибо за маленькие милости.
Я хотела остаться с ним навсегда, никогда не отпускать его руку, но у моего тела были другие планы.
― Мне нужно в туалет, ― извиняющимся тоном сказала я.
Он выругался себе под нос.
― Я должен был подумать об этом.
― Я справлюсь, ― пообещала я ему, вставая.
― Ты голодна? ― спросил он. Мой желудок заурчал в ответ, и он усмехнулся. ― Глупый вопрос. Я принесу тебе что-нибудь поесть.
Прежде чем он успел повернуться, чтобы уйти, я схватила его за руку.
― Джулиан, насчет свадьбы…
― Это может подождать, ― отрезал он, и что-то неразборчивое на мгновение промелькнуло в его глазах, прежде чем исчезло.
Я покачала головой.
― Я не хочу ждать.
Его губы растянулись в улыбке, но он не поддался ей.
― Сначала тебе нужно кое с кем поговорить.
― С кем? ― Я подняла брови.
― Аурелия разыскала твою мать. Она сказала, что ты ее об этом просила. ― Его голос был тихим, неуверенным, и у меня сжалось сердце. Затем оно начало колотиться. ― Может, тебе стоит поговорить с ней, прежде чем принимать какие-то решения.
― Она здесь? ― У меня пересохло во рту.
Он кивнул.
― Я найду ее и принесу тебе поесть.
Прежде чем я успела сказать ему, что ничто не изменит моего мнения о нем, о том, чтобы выйти за него замуж, он исчез в смежной гостиной.
Пока я приводила себя в порядок и чистила зубы, у меня в животе образовалась пустота, не имеющая ничего общего с утренней тошнотой. Когда я видела маму в последний раз, между нами все было по-другому. Ее гламур исчез, а вместе с ним ложь и секреты, которые она от меня скрывала, и я хотела объяснений. Я не была готова простить ее. Она даже не попросила у меня прощения. Возможно, именно поэтому даже сейчас я не была уверена, что смогу ее простить. Но даже если я все еще злилась, я не могла не видеть все в совершенно новом свете.
Приподняв ночную рубашку, я изучала себя в зеркале. Никаких признаков беременности не было. Я повернулась, проверяя со всех сторон. Но даже если я не видела его, не слышала и не чувствовала, я знала, что ребенок там, благодаря любви, которую я чувствовала. И, возможно, именно эта любовь ― безусловная, нерушимая любовь ― помогла мне понять, почему моя мать приняла все эти ужасные решения. Понимание не помогало простить. Но оно заставляло поверить, что она действовала из любви.
Я вышла из спальни и замерла. Мама стояла возле кровати с подносом еды в руках. Наши взгляды встретились, напряжение между нами было как натянутая лента. Одно неверное движение ― и она порвется. Она была так же прекрасна, как и в тот день, когда мы встретились в Каннареджо. Ее медные волосы были собраны на затылке, подчеркивая резкий изгиб скул и зеленые глаза.
Такого же цвета, как мои собственные. У ребенка будут такие глаза?
― Я бы спросила, не хочешь ли ты перейти в другую комнату, к настоящему столу, но твоя пара настаивает, чтобы ты вернулась в постель, ― бросила она через плечо, и я поняла, что Джулиан остался там на случай, если встреча пройдет неудачно.
― Он слишком заботливый, ― сказала я достаточно громко, чтобы он услышал, но забралась в кровать, подложив под спину несколько подушек.
Я оставлю вас. Дай мне знать…
Любовь переполнила мое сердце, и я ответила обещанием, что так и сделаю. Я знала, как тяжело ему далось оставить меня одну. Не потому, что она была здесь. Мы оба знали, что моя мать никогда не причинит мне вреда. А потому, что его страх еще не улегся после недавних событий. И несмотря на все это, он знал, что мне нужен этот момент с матерью. Наедине.
Она принесла поднос и поставила его рядом со мной на кровать, на нем стояла огромная тарелка с пастой, политой густым соусом Bolognese. Его насыщенный томатно-чесночный аромат донесся до моего носа, и я застонала, а желудок заурчал.
― Джулиан спросил, чего бы ты хотела. ― Ее слова были наполнены эмоциями.
― Мои любимые. ― Мы обменялись короткими, застенчивыми улыбками.
― Я рада. Я… ― Она прочистила горло.
Я потянулась к ее руке, не обращая внимания на искру магии, которая вспыхнула между нами.
― Не все изменилось. Я осталась собой.
Она секунду изучала меня, ища подтверждения. Но она сказала только:
― Ты беременна.
Я замерла, бешеный стук моего сердца заглушил мой голод, заглушил все остальное.
― Ты чувствуешь это?
― Джулиан сказал мне. ― Каждое слово было осторожным, деликатным, словно она ждала от меня подтверждения. Должно быть, это было написано на моем лице вместе с чем-то еще, потому что она добавила: ― Он не хотел, чтобы это стало сюрпризом… для меня. Думаю, он хотел дать мне время привыкнуть к новости, чтобы я не расстроила тебя.
Возможно, это было мило, но я все равно поговорю с ним позже.
― Он должен был позволить мне самой рассказать.
Она сглотнула.
― Значит, это правда.
― Да. ― Я заставила себя взять вилку. Я не смотрела на нее, нанизывая макароны. Но мое сердце продолжало колотиться, а рука дрожала, когда я отправила их в рот.
Она заставила меня сделать выбор, когда узнала о Джулиане, исчезла из моей жизни и появилась совершенно другой. Как
