Они не способны понять, где истинное становится ложным. Они даже не знают, что такое язык. Если они говорят на хинди, то понимают только его, а другие языки им кажутся абракадаброй или потоком щебенки. Они даже представить не могут, что они чего-то не знают, но есть кто-то, кто знает, и это не засвидетельствовано в их языке, в их документах. То, что у птиц, жучков, воздуха и темноты есть свои наречия, лежит за пределами их познания. Приди им в голову, что на луне обсуждают происходящее на земле, они тут же отринули бы эти пустые домыслы. Если бы они были в состоянии помыслить об этом, то земля сейчас не погибала бы. Они самонадеянно полагают, что потопы и ураганы обрушатся на Филиппины и Узбекистан, но вряд ли на Германию или Америку. Пара Фукусим случится в Японии, но потом – точно нет, к тому же Япония твердит, что является частью Запада, но принадлежит Востоку и всегда будет, а на Востоке все время происходят несчастья.
Иными словами, какое дело этим людям до истории, что была до и что будет после? На место действия тоже уже не вернуться, потому что те две женщины, как кошки, откуда-то проскользнули внутрь, а сейчас в Хайбер даже птице не пролететь. Его захватили Талибан, Аль-Каида и им подобные. Вся провинция Хайбер-Пахтунхва превратилась в огромный муравейник, из тоннелей которого беспрестанно появляются вооруженные муравьи, они бросают бомбы и стреляют по сторонам, чтобы убрать из этого мира одну Малалу[191] за другой.
Суть в том, что если кто-то решил не ввязываться в эту историю до сего момента, то дальше им точно лучше не читать. По если кого-то влекут дороги и яркие краски, то к чему останавливаться? Так ноты сливаются в одну рагу. Сколько в ней страдания, сколько радости! К ней примешивается другая рага. Взмывает так, что первая становится легким воспоминанием.
Отзвуки и отголоски мелодий проникают через любую границу. Мелодии меняются, музыка остается. Смерть приходит, жизнь идет дальше. История возникает, меняется, течет. Свободная, с той стороны и с этой.
Но тем, кто хочет слушать дальше, нужно верить в тени. В то, что кто-то видел эти тени и слышал. И прилетевшая пуля тоже попала в тень.
Это называется развилкой. Какой путь выбрать: путь теней или путь вспыхивающих плотных форм? Если по душе первый – то нам по пути, если второй – ни шагу вперед.
27
Той ночью.
Четырнадцатилетний сын повара сказал, что той ночью видел две тени рядом с тюремным зданием. Он вышел справить нужду и не особо вглядывался, но одна тень была длинной и крупной, ее лицо было спрятано под никабом, и было видно только взволнованные глаза. Эта тень пыталась укрыть собой вторую, которая была похожа на тень маленькой девочки и пыталась отделиться от большой. По словам мальчика, когда она повернулась, на ее лицо упал свет от фонаря на крыше казармы Наваза Бхаи, но он не смог узнать ее, потому что все лицо было испещрено морщинами. Он испугался, но никак не мог прерваться, поэтому увидел то, что увидел: страх одной и отблеск на лице другой. Да, в ее руке была палка, которой она кружила в воздухе, как бы играя, и вокруг разлетались светлячки, похожие на бабочек.
Мальчик больше ничего не видел, но бродячая собака, спавшая на веранде дома специального чиновника, тоже видела две тени. Вероятно, это были те самые тени, что и у тюрьмы: одна длинная, а другая короткая, которая все пыталась отделиться от длинной, укрывавшей ее. Собака услышала шорох, издаваемый тенями, и он показался ей непохожим на звуки, которые издают существа из плоти и крови, – тогда, нехотя и проклиная свое любопытство, она встала. Ничего себе! Они уже стоят на веранде. Пока под полусмеженными веками собаки лень боролась с любопытством, она пару раз моргнула, а тени уже толкнули дверь и зашли внутрь. Если бы она знала, что дверь открыта, разве стала бы ночевать на веранде, но сейчас она была не готова отдавать свое съежившееся тело на съедение хайберскому холоду. В ней, конечно, шевельнулась позабытая гордость ее сторожевого рода, и она даже предприняла тщедушную попытку встать на все четыре лапы. Но вместо свирепого лая она услышала бездыханное сипение, вырвавшееся из ее замерзшей глотки, поэтому, чтобы спастись от позора, она, как заправский курильщик ганджи, скользнула обратно в мир своих грез.
Что случилось дальше: растворились ли тени в темноте или что-то еще – сказать было сложно. Но за этим последовала цепочка совпадений. Первое – это куропатка. Которую некоторые называют еще чукарской. В момент, когда тени вошли в ту комнату, на карнизе окна которой эта куропатка спала в ту ночь, она открыла один глаз. Проснулась ли она оттого, что ей что-то приснилось, или от незнакомого звука шагов, – этого сказать она не могла. Будучи национальным символом Пакистана, она считала себя Куропаткой-НеПромах. Но проворные любители изысканных блюд неустанно доказывали, что она Куропатка-Наповал. Поэтому днем она становилась невидимой, а ночью отправлялась на прогулку. На этом карнизе ей частенько улыбалась удача, и она любила заглядывать сюда. Дремала в ночной тиши. А в перерывах между сном открывала один глаз, клевала кузнечиков, муравьев и жучков, которые ползали по лиане, обвивавшей карниз, и удовлетворенно зевала. Она никогда не была большим любителем полетать.
Ночь была очень темной. Настолько, что хайберское небо исчезло среди звезд. Куропатка уставилась одним глазом в небо, а другим высматривала насекомых. Как и всегда, она собиралась уснуть, но в это мгновение маленькая тень метнулась из-под большой, укрывавшей ее. «Ух ты! Какая крохотная тень, – встрепенулась куропатка, она же национальная гордость. – Женщина в Хайбер-Пахтунхве – большая редкость».
Проснувшись окончательно, она стала пристально следить. Жену Али Анвара она знала. Та сейчас была у своих детей, не здесь. Да и зачем бы ей выходить на эти опасные улицы, став тенью? «Так это же, – мозги чукарской куропатки были невелики размером, но сияли, как змеиная жемчужина[192], и на мгновение осознание ослепило ее, – те самые заключенные женщины!» Весь Хайбер знал о двух преступницах, которые пробрались сюда из соседней вражеской страны. Эта мысль ударила ее, словно молния, и она, перестав ощущать границы своего тела, потеряла равновесие, пошатнулась и, наверное, свалилась бы, но все же сделала над собой усилие и удержалась. От такого напряжения из груди у нее вырвался крик.
Каждое действие имеет свои последствия и рождает целую цепочку событий. Крик
