к бокам, и уткнулась взглядом в колени. Попыталась вспомнить слова, которые подбирала со дня, когда папа назвал меня трусихой. Мне не хотелось выставлять себя безумной фанаткой, но это было сложно, учитывая, что я до сих пор чувствовала во рту его вкус.
А вдруг он…
Нет. Я не буду об этом думать. Нужно просто сказать ему, и все. Нельзя больше тянуть.
– В детстве я была влюблена в тебя по уши, – начала я с самого невинного. – И где-то до семнадцати у меня вся комната была завешана твоими плакатами. – Раз уж начала, нужно было закончить. Ладно. Я справлюсь. Честность – это важно. – Я любила тебя. Прожужжала всем уши, что когда-нибудь мы поженимся. Ты был моим кумиром, Рей. Я начала играть из-за тебя.
Я потерла локоть, сверля взглядом журнальный столик. Не то чтобы мое признание было чем-то невероятным. Какая девочка в свое время не влюбляется в знаменитостей? Только… у меня во рту был его член. Надо было сказать раньше. Очень и очень давно.
Прижав руку ко лбу, я продолжила:
– Надо было сказать тебе раньше, но мне не хотелось. Мне и заговорить с тобой было непросто, а когда мы начали нормально общаться, я уже не хотела рассказывать. Не хотела, чтобы ты смотрел на меня иначе. И сейчас не хочу. Прости. Это было очень давно, и я тогда была совсем ребенком.
Воцарилась тишина. Полная тишина.
И я подумала: «Это конец». Конец нашей дружбе, конец… конец всему, на что я надеялась. Но что поделать? Да ничего. Не могла же я взять слова обратно. В детстве я не подозревала, что встречусь и подружусь с Райнером Култи. И уж тем более не догадывалась, что полюблю его как самого обычного человека. К сожалению, нельзя повернуть время вспять и изменить прошлое.
С другой стороны, стала бы я это делать? Я стала той, кем являлась, потому что боготворила его, потому что хотела быть им. Что бы я делала со своей жизнью, если бы не увидела его на том чертовом Кубке мира, когда мне было семь?
По рукам побежали мурашки; выпрямившись, я снова потянулась за майкой, а немец зашевелился.
Стоило мне одеться, как он сунул мне под нос телефон и приказал:
– Смотри.
Мысленно облачившись в плотную ткань ментальных брюк, я мельком подняла на него глаза, но на лице его было знакомое бесстрастное выражение. Я опустила взгляд на экран: он показывал мне какую-то фотографию.
– Присмотрись.
Забрав у него телефон, я поднесла его к лицу и приблизила изображение. Оказалось, что это фотография картинки. Ну, точнее, письма. Оранжевого листа плотной бумаги с большими черными буквами, написанными детской рукой.
Секундочку…
Я присмотрелась внимательнее, еще больше увеличивая изображение.
Это же мой почерк.
Увожаемый мистер Култи!
Вы мой любимый фудболист. Я тоже играю но получаеться пока ни так хорошо. Но это пока. Я целыми днями тринируюсь, так что однажды стану, как вы, даже лудше. Я смотрю все ваши игры, по этому не про игрывайте.
Ваша самая большая поклонница,
Сэл.
<3 <3 <3
P.S. У вас есть девушка?
P.S.S. Почему вы не стрижотесь?
– Мне было девятнадцать, когда его принесли в штаб клуба. Это было мое третье письмо за карьеру, причем первые два были полуголыми фотографиями, – сказал он спокойным размеренным тоном. – Оно десять лет кочевало со мной по раздевалкам. Это письмо – последнее, на что я смотрел перед матчем, и первое, что видел после. Когда оно начало изнашиваться, я вставил его в рамку и повесил у себя дома в Майсене. Оно до сих пор висит в спальне.
О господи.
– Знаешь, ты ведь не написала обратного адреса на конверте. Только название улицы в Техасе. Я не мог ответить, потому что письмо бы не дошло, но я хотел, Сэл, – сказал он.
Я смотрела на письмо, вспоминая, как писала его.
Он его сохранил.
– У меня есть еще три других письма, которые ты присылала.
Будь я из тех людей, которые падают в обморок от шока, – давно бы валялась на полу. Я просто… Я даже описать не могла, что испытываю.
– Ты знал, что это я, когда согласился занять у нас должность? – спросила я, все глядя на фотографию.
– Нет. Я понял это, только когда ты представилась у Гарднера. Не поверил своим ушам. Я знал твою фамилию по роликам с игр, но не знал имени, – объяснил он. – Я же видел его только в письмах.
Боже.
– Так ты знал с самого начала? – На последнем слове голос сломался.
– Что ты была моей «самой большой поклонницей»? – спросил он и подтолкнул меня локтем, вынудив поднять взгляд. Привычная резкая мрачность его лица сменилась мягким выражением. – Да, знал. Если бы обратил на тебя внимание в первый день тренировки, то понял бы раньше. А потом ты меня обматерила…
– Не материла я тебя.
– …и я понял, что ты выросла. – Култи погладил меня по пояснице. – Я так горжусь, что повлиял на тебя как на футболиста, Сэл. Это лучший для меня комплимент.
Внезапно.
Он все продолжал, не замечая, что мое сердце рвется фейерверком:
– Я встречал достаточно людей в своей жизни, чтобы понять, кто хочет общаться со мной искренне, а кому что-то нужно. Ты знаешь, что у меня проблемы с доверием. Я не сразу понял, что тебе можно доверять, но все же довольно быстро. Я знаю тебя. Ты была готова рискнуть карьерой ради отца – я знаю, что могу доверять такой девушке, что могу ее уважать. Верность – самое ценное в жизни. Ты не представляешь, на что готовы пойти люди ради собственной выгоды, а я готов поспорить на что угодно: ты никогда не отвернешься от тех, кто в тебе нуждается. Все, что когда-либо происходило в моей жизни, привело меня к этому моменту, Сэл. Судьба – это лестница, череда ступеней, которые ведут по предназначенному пути. Я тот, кто я есть, и все принятые мной решения привели меня к тебе.
Что тут можно сказать? Что можно сказать человеку, который полжизни хранил твои детские письма и упомянул тебя и судьбу в одном предложении?
Я закусила щеку и пристально на него посмотрела.
– Ты уверен, что тебя это не смущает? Я целовала твои плакаты. На самом деле не понимаю, как родители не проболтались.
Рей коснулся моей щеки.
– Ни капли.
Глава 27
– Очень жалко, что вы вчера проиграли, – сказал администратор на ресепшене, протянув пропуск.
Я могла собою
