отставке. Мы говорили с ней полночи… Трубецкой очаровательный, но пустой человек. И она это знала, но закрывала глаза. Трудно ее не понять… когда на тебя — зрелую уже даму, так смотрит двадцатитрехлетний красавец. Императрицу везде сопровождала охрана — четверка кавалергардов. Чаще всего это были Скарятин, Дантес, Бетанкур и он. Все безумно хороши собой, но только о Трубецком заговорили, как о фаворите. Это подымало его на недосягаемую высоту в глазах света, друзей… и становилось опасно. Он уже и вел себя почти развязно, наглел с каждым днем, с каждой ее улыбкой для него. С Александрой говорил о нем Бенкендорф и даже сам государь, но, видимо, слишком мягко…
— Виноват был, — кивнула я с пониманием.
— Виноват. А я прямо высказала ей все, что думаю о такой затее и об этом гуляке — о его недальновидности, неосторожности и даже глупости. Кутежи, дурные шалости, скандалы! И она же сорвалась после того. Такая месть — глупейшая вещь. В первую очередь мы матери. Нужно находить свои приятности в том, что предлагает возраст, внимательно наблюдая за собой, чтобы не ослепляться на свой счет.
— Странно, что тебя она послушалась.
— Свою старшую горничную? Может быть… Но она умна, Тая, и все равно, кто остановил бы ее и каким способом. Это оказалась я и она благодарна. А со временем и еще больше, когда полностью вскрылась гнилая сущность Трубецкого. Но, говорят, она и теперь еще переживает на его счет…
Мы сидели на скамейке, выкрашенной в белый цвет. Молчали. Вдалеке проплыли две дамы в пышных платьях, потом еще женщины — яркая цветная группка, все с зонтами. Из-за поворота аллеи вышел молодой мужчина в черкеске с газырями и длинным кинжалом на наборном поясе ювелирной работы. Он направлялся в сторону дворца. Проходя мимо нас, заинтересованно засмотрелся и слегка поклонился. Мама горделиво кивнула в ответ, а я просто опустила взгляд — черт его знает, как надо? На Дворцовой площади толпились мужчины в разноцветной форме, но слишком далеко, было плохо видно. Я чувствовала себя зрителем в театре.
— Нам еще смотреть платье. Ты не устала?
А я не понимала. Если она так любит Таю и хорошо знает дворцовую кухню — не всегда чистую… зачем толкать в это болото неопытную девочку? Надеялась на скорое замужество Таисии? Но оно откладывается. А она знает?
— Мама, если здесь такое… себе позволяют, зачем тогда ты меня… сюда? — пыталась я сформулировать корректно.
— К чему нам опять об этом? — удивилась она, — я уже говорила — никто не потащит тебя в постель за волосы. Мужчины умеют слышать «нет» из уст дворянки, если оно звучит твердо и уверенно. Никто здесь не посмеет принудить тебя к плохому. Но будь трижды осторожна, не дай себя скомпрометировать. Но мы и это сотню раз уже обсудили.
— А если мое «нет» вгонит их в азарт? — проворчала я.
— При дворе полно легкой добычи, а мужчины ленивы по своей природе. Да им просто некогда — руководят большим государством, каждый в своей мере. Поэтому их удел «дамы для особых услуг». А ты предупреждена, умна, серьезна, я доверяю тебе. Тая… то самое, что бьет мужчину наотмашь… или влет, как куропатку — это наша беззащитность и уязвимость. Явно видимая, она пробуждает в них или защитника, или преследователя — ты права. Не показывай свою слабость, держи голову высоко, отвечай со всей вежливостью. Я смогла, сможешь и ты, да это и ненадолго. И пойдем уже, отобедаем у тебя и примеришь наряд. Скоро твой первый выход… не делай большие глаза — малый прием с вручением фрейлинского шифра совсем не то. Это будет иное, со множеством впечатлений… хорошенько запомни каждое из них, — мечтательно улыбалась женщина.
— А ты? Останешься на это время? — протянула я с надеждой.
— Не смогу, — погрустнела она, — я не успела сказать, но болен Миша — повредил ногу, упав с Лихого. Я сразу и продала эту… этого дрянного…!
— И правильно сделала! — поддакнула я, — а с ногой насколько серьезно?
— Доктор обещал, что хромать не должен, но я понимаю, что может всякое… Я разрываюсь между вами, дорога долгая…
— Прости, мама, — повинилась я, решаясь… Нужно было знать еще одно: — Расскажи еще раз о возможностях с титулом. Я все еще не верю, что это серьезно.
— Как это — несерьезно⁈ — быстро заработал в ее руке «вентилятор», — если родословная роспись еще со времен Рюрика. И есть веские доказательства, что братьев было четверо, а не трое. Потомки Ивана не отказывались от княжеского титула, это пускай Сатины объясняют свои причины. И вот как раз им сделать это будет чрезвычайно трудно, потому что весомых не существует. Разве — нищета? Но род твоего отца всегда был состоятельным. Мы, в отличие от Сатиных, до этих пор носим гордое имя Шонуровых, а твоим сыновьям, уверена, вернут княжий титул Шонуровых-Козельских. Будь достойна его, Таисия.
— Непременно, маменька, — подобрала я юбки, вставая.
Обед Ирма сервировала с двумя бокалами легкого белого вина.
— О, кутим? — присела мама в кресло, пожаловавшись: — И до чего же у тебя тесно…
Я ела медленно. Помнила, что уважающая себя дама горошину будет пережевывать полчаса.
До примерки платья не дошло — Таину маму вызвали к императрице. И я боялась, что в разговоре всплывет причина задержки с титулом. Мне-то на него все равно, а вот ей точно нет. И тут первый раз пришло в голову — а зачем я здесь? Не из-за такой же мелочи?
Знала-то я много чего и легко могла рассказать, к примеру, почему в парной Банного корпуса на печке-каменке уложены не привычные камни, а чугунные ядра…
По чьим эскизам были созданы в свое время поливные изразцы Белой столовой…
Аллегорию чего знаменуют собой предметы в руках «ангелочков-путти» над дверными проемами Аудиенц-зала или Статс-дамской… На торжественных обедах и ужинах, когда мест в большом зале не хватало, столы накрывали и в других парадных залах дворца. В Статс-дамской отводилось место свите императрицы, почему зал и получил второе название.
Да я знала кучу всего! И не только о дворцовых интерьерах и предметах искусства, современниках и даже местных привидениях — я знала историю Российского государства и продвижения прогресса в это время. Но все мои знания бесполезны, пользы от них ноль — масштаб влияния
