class="p1">— Шел к Андоме, а вышел к Снежнице.
— Далековато махнул-то, мила-ай, — бабушка покачала головой и спросила: — По обличью-то ты как будто вытегорский?
— Да, — ответил я, — там работаю да по лесу хожу и кой-что примечаю.
— А чего примечаешь-то?
— Все, чего еще не примечено.
— Складно. — Бабушка выловила рыбину, положила ее в пестерик, спросила: — А ночевать-то где будешь? Ведь все равно тебе до Андомы не добраться, дорога-то не скатертью шита, не вешками утыкана, кое-как проторена, на ней и знатоку-то грузно ступается. Садись подле меня, сможет, ушицы желаешь?
— Я сам попробую взять из воды на уху рыбы. — Ответил я бабушке, снял вещевой мешок, достал лески, наживил червяка и стал закидывать туда, откуда бабушка беспрестанно вылавливала рыбу. Но как я ни бился, поклева у меня не было.
— Н-не клюет что-то, брат, у тебя, — сквозь беззубье улыбнулась бабушка, спросила: — На каку наживу ты ловишь?
— На красного дождевого червя.
Бабушка покачала головой, вздохнула:
— Хариуса туточка, мила-ай, нет. Он выше, за Спелой полянкой, и ниже, за Пеньковой горушкой. Туточки одна корбеница, а она сейчас на червяка не клюет, ее надо ловить на русалкину косу.
Я посмотрел на бабушку и подумал, что она надо мною смеется. Мне показалось как-то чудно́, что до сих пор в народе жива легенда о водяной русалке, а спросить об этом бабушку постеснялся. Она уловила мою рассеянность, пояснила:
— Прогуляйся, мила-ай, вон к тому перебору, — она сухонькой рукой указала в то место, где река вырвалась из омута и между берегов побежала вдаль, а в камнях звенела. — Там увидишь в воде серые камни. Сплошь обросли голубенькой длинной вьющейся травой. Это и есть русалкина коса. Нарви ее и с богом насаживай на крючок, рыбка будет.
Послушавшись бабушку, я скоро нашел водяную траву «русалкину косу», нарвал ее и, вернувшись к бабушке, стал ловить. Просидел я подле нее около часа и выловил десятка три корбениц, каждая величиной со столовую ложку. Бабушка от удовольствия, что мне повезло, занимала меня своими присказками.
— В моей младости я видывала всякие сладости, — говорила она. — От одних во рту скусно, от других грезы, а в глазах слезы.
Она оказалась доброй и словоохотливой. Из ее рассказов, коротких и сжатых, я узнал, что живет она в деревне Куфтыри, которая ласточкиным гнездом приткнулась к высокому берегу у Чертова грота. Двое ее сыновей-близнецов, Петька и Никита, погибли в Отечественную войну, а старый дед утонул в озере. Сейчас бабушка на колхозной пенсии и частенько приходит к реке Снежница, садится на бережок и получает полное удовольствие и отдых.
КОНЕЦ ЧЕРНОГО ДЬЯВОЛА
С добычей, отнятой без боя у лисицы, росомаха торопилась разделаться, к этому ее звал голод. Прошлой ночью она ничего не достала, хотя с большим упорством обшарила все закоулки чужого и своего угодья, в которых водились зайцы, куночки, лисы и лисовины. Поймать черныша или куропатку она не могла, так как короткие ее ноги с разящими коготками были малоподвижны. Лисовинов и волков росомаха не боялась, но и в бой с ними первая никогда не вступала. Она всегда нападала сверху, ловко, стремительно, и, если ей сразу не удавалось нащупать у жертвы сонную артерию, чтобы разорвать ее, она второй попытки уже не делала, а уходила из боя так же быстро, как и начинала его.
Утолив голод зайчатиной, росомаха стряхнула с шубейки снежинки, облизала губы, и, закрыв глаза, задними ногами запорошила кровь. Пошла по сосновому бору довольная и спокойная. Она была еще молода, не очень-то опытна в лесных делах, временами сбивала строчку следков, делала бороздки брюшкам, а каждый удар ее хвостика оставлял на снегу небольшой, но красиво сложенный веер.
Добежав до просеки, которая шла от речного раздолья Подпредеихи до Кувшиновского большого болота, росомаха остановилась. Минуты две или три она сидела под толстой суковатой елью, посматривала маленькими безобидными глазами на мир, в котором жила. Мимо нее с шумом, ломая тонкие сучья, пробежали две рыси, неподалеку спустился на дневку глухарь-мошник, под носом росомахи юркнула на ель проворная и осторожная белка, а росомаха будто ничего не замечала: сидела смирно, поджав хвост и навострив маленькие ушки. Трудно было поверить, что это небольшое существо в своей ярости непоборимо.
Хитрость росомахи стояла выше рысиной, и если думать начистоту, то она в этом отношении даже лисиц оставила позади себя. Росомаха ненавидела лисиц, никогда не попадалась в ловушку, да и под ружье мало становилась.
Это был злющий хищник, прозванный нашими дедами Черным Дьяволом.
Не имея своего постоянного теремка, росомаха коротала время там, где приходилось, и днем не выходила на охоту. Если и бывали у нее дневные вылазки, то только по случаю острого голода и в злющую непогодь.
В лесу было тихо, ничто не шелохнется, не прогремит. Одни дрозды, облепив рябину, завтракают, да сойки помалу кричат, кого-то пугают.
Росомаха повертела мордочкой по сторонам просеки, принюхалась и верхним чутьем стала разбираться в запахах утра. Просекой проложена лосиная тропа, следы свежие, утренние. Потница копыт не остыла. Куда они прошли? На водопой к реке, или с водопоя, в Кувшиновское болото?
Лоси ушли на дневку в болото. Росомаха одним прыжком влетела на толстый сук ели, возле которой они прошли, стала осматривать следы с высоты.
Тропой прошло целое семейство. Дорогу торил рогач, замыкала мать, а в середке — два прибылых. Росомаха прыгнула на другую сторону просеки и, не оставив своего следа, пошла искать укрытую позицию для ночной атаки. Изогнув спину, она метнулась на толстую ель, и, выбрав сук с множеством игольчатых лапок, осмотрелась, а потом растянулась на нем, упершись задними лапами в ствол, и задремала.
С полудня пошел густой снег. Он замел, запорошил следы обитателей глухомани. В лес влетел сиверок, зашумел в кронах. Закачались высоченные ели, заскрипели белые березы. Шалый неуемный ветрище выл и с каждой минутой усиливал свой бег, сметая снега в увалы, оголяя кочки.
Начавшийся в полдень ветер не унялся и под вечер, пошел в ночь. Росомаха качалась на суку, будто в люльке. Ее крепкая шерстастая шуба не пропускала холода, ветки ели были ей защитой. Вонзив в них свои отточенные коготки, она держалась стойко и каждый новый натиск снежного шквала пробегал по ее спине, только приглаживая шерстку.
Была уже полночь. Росомаха ждала, ждала, жадно втягивала свежий воздух, ловила запахи. Между веток она увидела, как по просеке, медленно, сторожко передвигалось лосиное стадо. Впереди шел бык с большими ветвистыми рогами, за ним два первогодка и комолая
