проверит зеркало ствола на солнышко, пойдет дальше. Подсел к Сочневу, который разобрал и разложил на белой тряпке свой пистолет.
— Слушай, какой порядок у немцев на дороге?
— Нормальный порядок.
— Перед проходом такого важного поезда проверяют путь?
— Бывает.
— А порожняк пускают?
— Когда как.
— Ты три эшелона подорвал, должен знать.
— Посмотришь, как я четвертый подорву, тоже узнаешь.
Базанов внимательно поглядел на него. Сочнев тщательно навертывал на шомпол тряпочку, весь был поглощен этим делом.
— Понятно, — сказал Базанов и отошел.
Через несколько минут Базанов собрал всех. Сочнев, понимая, что теперь наконец он становится главным героем, подошел последним, с выражением полной незаинтересованности.
Базанов выждал, что-то обдумывая. Склонив голову набок, неожиданно сказал:
— Главная задача, товарищи, — достать продукты. Продукты у нас на исходе.
Все растерянно молчали. Наконец Сочнев произнес, ни к кому не обращаясь:
— Продукты у немцев есть.
Базанов, также не глядя на Сочнева, спокойно продолжал:
— Продукты нужно достать тихо. Мирно попросить у населения. И подальше отсюда.
— Мирная экспедиция! — насмешливо прокомментировал Сочнев.
— И сейчас же. У нас одна ночь в запасе. Одна ночь.
Сочнев посвистал:
— Главное дело — об харчах позаботиться!
— Потому что неизвестно, сколько времени придется сидеть в кустах и ждать и сколько потом отходить и прятаться! — обратился наконец прямо к Сочневу Базанов.
— Героический план! А мину хоть будем закладывать, товарищ старший лейтенант?
— Будем, товарищ лейтенант!
Они объяснялись теперь только друг с другом. Базанов тихо и сдержанно, Сочнев громко и вызывающе.
— Будем, товарищ лейтенант. Мину перебросим на дорогу сегодня же ночью. После и близко подойти не удастся. А заложим, как только немцы проверят путь и успокоятся. Понятно?
— Ну вот что! — решительно сказал Сочнев, расправляя складки на гимнастерке и пристукнув каблуком по корню. — Надоело резину тянуть. Мое дело обеспечить главную задачу. Мне в помощь — одного Очерета. С остальными обеспечишь прикрытие. Действовать буду по обстановке. Понятно?
Наступила жуткая тишина. Но взрыва не последовало. Базанов подумал, подумал, кивнул головой. Потом медленно проговорил:
— Очерета? Нет. Очерет нужен для другого… Очерет пойдет со мной.
— Вот ты как, товарищ Базанов! — с отчаянной веселостью сказал Сочнев. — А мне все равно! Кого хочешь давай. Даже Митьку!
Митя, только что сменившийся с поста, вскочил, покраснел до слез:
— Что значит «даже»! Хуже всех? «Даже»!
Но Базанов сказал, что Митя, пожалуй, действительно подходит, что он отлично умеет поговорить с людьми и будет сопровождать Сочнева. И Митя, успокоившись, ответил с положенной солдату суровой скромностью:
— Есть, товарищ старший лейтенант!
— Постой, постой! — подозрительно сказал Сочнев. — При чем тут «поговорить с людьми»? Базанов!
— А как же! Культурно надо.
— Да ты куда меня посылаешь?
— Как куда? За продуктами. На хутор. Пятнадцать километров. К утру вернетесь. Очерет! Пойдем-ка мину посмотрим… — И Базанов вразвалочку пошел к костру, где плавили тол.
Сочнев побелел, ничего не сказав, негнущимися ногами пошел к месту, где только что чистил пистолет, и долго, бессмысленно смотрел на разложенные на тряпке части.
Подошла Вера, тихо запела:
— Пожалуйста, принесите мне из деревни меду, я так его люблю!..
Сочнев зашатался как пьяный:
— Я тебя пристрелю!
— Нужно же прежде собрать пистолет!
— Уйди! Уйди! Ведьма!
Подбежал Митя:
— Что прикажете взять с собой на операцию, товарищ лейтенант?
— Кошелку! — завопил Сочнев, в неистовстве швыряя пилотку наземь. — Кошелку, к чертовой бабушке!
Поздним вечером, когда улегся ветерок, и лес притих, и на черном небе засветились звезды, к домику обходчика подошли Базанов и Очерет. На крыльцо тенью скользнула Маша.
— Ну?
— Немцы за мостом в селе ночуют. По всему, утром будут проверять путь. Верно, порожняк пропустят. Заходите, отца нет. Дежурит на дороге, в охране.
— Вы не передумали, Маша?
— У вас есть фонарик? Посветите сюда.
— Что это?
— Мой комсомольский билет.
В кружочке яркого света на мгновение четко выступил профиль Ленина. И снова темнота.
— Маша, этот сверток нужно заложить под рельсы. Замаскировать.
— Понимаю.
— Нужно не просто рвануть. А рвануть в нужный момент. Дернуть за шнур.
— Понимаю.
— Значит, я должен находиться где-то поблизости. Видеть состав своими глазами.
— Понимаю.
— А лес по обе стороны вырублен. И охрана. По всей линии костры жгут, согнали мужиков… Не подойдешь.
— Я сама сделаю. Научите.
— Нет, нужно наверняка. Слишком важно. Единственное место, где я могу укрыться, — ваш дом. Отсюда до насыпи метров тридцать…
Она ответила сразу, без колебаний:
— Да, только здесь. Спрячетесь в подполе. Там в обшивке щели колея видна.
— А если немцы будут обыскивать? Знаете, чем это грозит?
— Тем же, чем и вам.
— Теперь главное — заложить мину.
— Сейчас пойду сменять отца у костра на насыпи. Прямо против нашего дома. Укройтесь за домом. Когда помашу горящей веткой, идите к дороге, закладывайте. — Она замялась: — А можно вас спросить… Попросить… Потом, после того… Мне все равно, мне как прикажете… Отца заберите с собой. А?
— Обязательно, Маша.
— Теперь все. Теперь я пойду.
Прижавшись к стене дома, они следили за тем, как там, на насыпи, металось пламя костра и искры, отрываясь, неслись вверх и таяли в высокой мгле. Потом слушали скрип ступенек, шаги в доме, покряхтывание и ворчание старика. Наконец у костра выпрямилась женская фигурка и высоко подняла горящую ветку, как семафор.
Два часа ушло на то, чтобы заложить мину, проложить шнур, замаскировать. Уже светало, когда они отползли от насыпи к дому. Едва успели спрятаться в дом, когда на насыпи показался немецкий патруль — три солдата с винтовками. Они тщательно осматривали насыпь, рельсы. Шли так медленно, что можно было сойти с ума. У костра остановились, о чем-то поговорили с Машей. Прошли по тому самому месту, где лежала мина. Ушли.
— Ото добра дивчина! — хрипло проговорил Очерет. — Пофартило тебе, старший.
— Ты это про что, Очерет?
— Та не, я не в том смысле. Я насчет задания.
— Отправляйся в лагерь. Услышите взрыв, сразу передавайте сообщение в центр. Там ждут.
— А ты как же?
— Мы с Машей и стариком уйдем в лес. Главное — радиограмма. Если не услышат в центре, пусть девушки передают каждый час. С этим эшелоном, видно, многое связано. Что бы ни случилось, берегите радистов!
— Ясно, старший! — И, пригнувшись, Очерет побежал к лесу.
Старика разбудил стук подъезжающей повозки. Он бросился к окну. Торопливо привязывая запаренных лошадей, Федор Лукич кричал ему от плетня:
— Скорее собирайтесь! Я за вами приехал! Скорее!
Федор Лукич вбежал в дом, забыв вытереть ноги, запыленный, с запавшими глазами и пересохшими губами.
— Где Маша?
— Спит. Дежурила ночь. — У старика затряслись руки. — Что случилось, Федор Лукич?
— Нужно немедленно уезжать. Немедленно! Марья Владимировна! Маша! Маша! — Он забарабанил кулаком в стенку. — Маша, идите
