Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
(Мф. 6:19–21). «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его и все остальное приложится вам» (Мф. 6:33). «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф. 19:24). «Царство Божие силою берется и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 13:25).
То есть пока люди живы, они должны находиться в неустанном странствовании, поиске, бодрствовании. Поэтому странствует Христос, странствуют и переходят с места на место святые образа (Сказание о Иверской иконе Матери Божией, двигающейся по морю, Сказание об иконе Владимирской Богоматери, перемещающейся из Палестины в Царьград, оттуда в Киев и далее во Владимир и Москву, которую она, по видению Василия Блаженного, также стремится покинуть, легенда о перемещении Лиддской (Тихвинской) иконы Богоматери из Византии в Рим и обратно, а затем на Русь и др.) и сами святые (идет из дома в далекий Киев Феодосий Печерский, ходят по русским городам, весям и монастырям преподобные Сергий Радонежский и Иосиф Волоцкий). Известны даже жития святых паломников – калик, таких как Касьян и Иоанн Авнежские, Дмитрий Прилуцкий, Кирилл Новоезерский.
Таким образом, залогами достижения Царства Небесного становятся труд, настойчивый, беспрерывный поиск (искания) и пренебрежение материальными богатствами этого мира. Эти три целеполагающие духовные установки можно проследить во всех явлениях русской бытовой жизни, и в том числе, безусловно, в странничестве – неотъемлемом элементе этой жизни. Кроме того, исходя из вышесказанного, становится очевидной неразрывная связь странничества и нищенства, о котором пойдет речь ниже.
Поэтому странничество было стремлением исполнить в жизни этот евангельский идеал, бездомность и бесприютность становилась символом бренности земного бытия. По всей Руси странники искали Царство Божие: с одной стороны, они шли к таинственной земле – Беловодью, Микитиной вотчине, Опоньскому царству, граду Китежу, с другой – уже здесь, в своих путях, в повседневной страдальческой, темной, грязной России, они искали настоящую, подлинную Святую Русь. «Не имея здесь «пребывающего града», они искали грядущего, основателем и художником которого является Бог (Евр. 11:10). Удобствам оседлой жизни, домашнему уюту они предпочитали назидательные беседы старцев». По мнению А. Карташева, сам термин «Святая Русь» – «плод низового, народного творчества. Он родился и хранился в неписаном народном предании «каликами перехожими…». Становится совершенно очевидной связь между странничеством и созданием в народном сознании образа Русской земли как «Святой Руси».
Странничество было формой религиозного осознания собственного отечества в образе богомольной, идеальной, светлой страны (не случайно этимология самого слова «странник» двойственна. С одной стороны, она подчеркивает бесприютность этого человека, его принадлежность «стране» в целом, то, что его домом является вся Россия. С другой – «странник» – это «странный» человек, неотмирный, необычный, не похожий на тех, кто живет обычной мирской жизнью), одним из проявлений правдоискательства, столь присущего вообще русскому менталитету. Оно помогало увидеть здесь, на земле, благословенную небесную отчину, град Китеж, было своеобразным «богословием в путешествии». «Странник ищет правды, ищет Царствия Божьего, он устремлен вдаль», – писал Н.А. Бердяев.
Обходя города, села, храмы и монастыри, встречаясь с людьми, странник чувствовал, как мир раздвигается для него, пространство и время (как на иконе) словно перестают существовать. Сама земля, по которой он шел, превращалась в икону, на которой сквозь тонкую земную оболочку вещей и явлений просвечивала их небесная сущность, а странник становился причастником некоей Тайны, свидетелем мистического общения мира со своим Творцом. А.Я. Гуревич отмечал, что нравственное совершенствование в Средние века принимало форму «топографического перемещения (уход в пустынь или в монастырь из мира). Достижение святости также сознавалось как движение в пространстве». В городе, селе, деревне все напоминало о человеке и его мире. В дороге, в уединении, в созерцании природы все говорило о Боге. Таким образом, странствие порождало стремление все более приближаться к небу, удаляясь от земли. «Это и есть эсхатологическая устремленность, есть ожидание, что всему грядущему наступит конец, что окончательная правда откроется, что в грядущем будет какое-то необычайное явление», – писал Н.А. Бердяев.
И не случайно странники двигались (как уже указывалось) по святым местам – храмам, монастырям, переносясь словно в иную реальность, – никто никогда не выяснял, кто этот человек, откуда он и куда направляется (странник словно обезличивался внешне и оставалась лишь его духовная сущность). За ночлег и стол в монастырях с них никогда не брали (и в наши дни не берут) денег, сколько бы данный человек ни жил и ни питался в этой обители, да и в дороге их кормили и давали кров исключительно добрые человеческие чувства. Достигая монастыря, странник не просто жил и молился в нем, а непременно трудился (становился «трудником»), трудился всегда также безвозмездно, участвуя в преображении всего человеческого мира, создании образа Царства Небесного. То есть сами окружающие люди и самый мир, строить и создавать который помогал странник, становился бескорыстным, добрым, радостным в странствии.
Кроме того, судя по жанру «Хождений» – описаний путешествий к святым местам, по особым, каноническим формам этих описаний, каждое паломничество в любую обитель на Руси отчасти сознавалось как путешествие к палестинским первообразам, что подчеркивалось и большим количеством святынь, связанных со святыми местами и хранившихся в храмах и монастырях. Таким образом, каждое паломничество приобщало странника к общехристианским и своим российским святыням, давало возможность духовного общения с монахами – причастниками «иного» мира (отсюда «иночество»), позволяло ему почувствовать себя хоть ненадолго в ином, высшем мире.
Рассматривая такое сложное и многогранное явление, как странничество, конечно же, нельзя останавливаться только на конечных целях странника – святых местах. Для понимания неотмирной природы этого явления, безусловно, следует постараться понять семантику самого процесса путешествия, самого странствования, поскольку оно не являлось просто паузой (как в наши дни) между двумя точками (начальной и конечной) пути. Представляется, что сам процесс странствования был своеобразным подготовительным этапом к восприятию святынь, когда человек внутренне перерождается и преображается. В христианском сознании вся жизнь человека представлялась именно странствованием – человек приходит в этот мир, проходит через него и уходит в вечность. В процессе странствия по жизни он подготавливается к принятию Царства Небесного, учится праведной жизни: «Странник я на земле, не скрывай от меня заповедей Твоих» (Пс. 118:5). Становясь странником, человек, еще не придя к конечной цели своего путешествия – храму или монастырю, уже становился на земле «пришельцем, чужестранцем, отрывался от житейских забот и пребывал в Небесной Отчизне».
Отправляясь в путь, человек словно умирает для этого мира, поскольку дорога живет по своим особым законам, уравнивая всех в дорожных испытаниях, где «раб бо и владыка вкупе предстоят, царь и воин, богатый и убогий в равнем достоинстве: кийждо бо от своих дел, или прославится или постыдится» (стихира из чинопоследования панихиды). В русском народном сознании бытовало убеждение, что дорога – путь в Царство Иное, особый мир.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
