ему все нравится. Ты думаешь, чего он лезет каждый раз из кожи, чтоб меня задеть? Надеется, что я однажды не сдержусь, дам повод.
— У него есть повод.
— Слишком старый.
Йер еще раз привалилась лбом к опорному шесту. Дождь лил, бурлила лужа. Отупляющая тягомотная усталость вяло билась с любопытством: все прошедшие года ей было интересно получить один ответ.
— Зачем ты сделал это с Орьей? Ты ведь знал и что они помолвлены, и что все это плохо кончится.
— Саму Орьяну это не остановило — почему должно было остановить меня? — спросил он со смешком.
— Она пыталась задеть Содрехта.
— И у нее отлично получилось — он не забывает до сих пор. Едва ли, впрочем, она рада.
Йер нахохлилась: ей не хотелось представлять, на что теперь была похожа жизнь подруги. Сама вряд ли бы сумела после всего выйти замуж — слишком стыдно было бы.
— Ты не ответил на вопрос.
Он повернул в ней голову и посмотрел — недолго, но задумчиво, оценивающе. Опять уставился на дождь.
— Да в сущности того же.
— Ну тогда ты справился!
— Наоборот, — неспешно затянулся Йергерт.
— И что это значит?
Он не отвечал, и Йер не стала унижаться и выпрашивать ответ.
Они молчали, наблюдали, как летят струи воды — дождь поглощали сумерки, и оставалась только дробь по пологу и по земле, но то и дело вспыхивали молнии, подсвечивали тугой ливень. Непогода не спешила затихать.
В нос снова бил табак. Он успокаивал и выметал все чувства, кроме затяжной тоски по дням, когда им был пропитан почти каждый вздох.
Йер заже не заметила, как запалила светлячок и принялась задумчиво разглядывать то дождь, то трубку, исходящую дымком. Она была как будто из тех самых дней, когда все было проще, а сама Йер — будто даже радостнее и счастливее.
— Попробуешь? — вдруг предложил ей Йергерт.
Она растерялась. Слишком увлеклась воспоминаниями да и просто не ждала. Насторожилась.
Он расхохотался с ее реакции.
— Не сомневайся, я специально обслюнявливал мундштук тебе назло. Ну что?
Она с досадой закусила щеку, но желание соприкоснуться с теми днями пересилило.
— Давай.
— Только вдыхай не слишком глубоко, иначе поперхнешься
Йер демонстративно окатила его взглядом, взяла трубку, затянулась.
Много лет прошло с тех пор, как точно так же предлагал попробовать брат Кармунд, почти так же предостерегал. И вот во рту разлился тот знакомый вкус: легкая горечь, терпкая кислинка — вкус тех дней, когда был полон ремтер, и в косых лучах шумели братья, а война была чем-то далеким где-то там, на горизонте.
Йер на миг подумала, что лучше бы ей там и оставаться. Но опомнилась, отогнала мысль, возвратила трубку. Толком не благодарила, лишь кивнула — хватит с Йергерта.
Он продолжал курить, Йер смаковала послевкусие. Между раскатов грома пробивался разговор двух судомоек, тихо перешептывающихся в уголке.
— … она тогда на петуха уселась — белого! — чтоб придушить, и два яйца с него взяла… — часть фразы слизал гром. — … и, стало быть, оставила на добрую декаду… изварила, перетерла, подала ему.
— И что, вернулся он к ней?
— Как же! Продристался…
Йер хихикнула под нос и снова вспомнила Орьяну. Йергерт только усмехнулся, но усмешка быстро уползла с лица, и Йер почудилось, что ее заменила застарелая тоска. Он долго сидел неподвижно, почти не моргал и наконец решился:
— Расскажи мне про Лиесс, — тихонько попросил он. — Что там нового?
Йер мигом вспомнила про Гертвига.
И поняла к тому, что Йергерт тоже вспоминал свой дом, и тоже, как она, тонул в тоске, скучал — и это одновременно и радовало, и бесило. Йе хотелось разделить свою тоску — но ведь не с ним же. Йергерт будто покусился на особо личный, сокровенный уголок души и осквернил его тем фактом, что посмел испытывать все то же.
По тому вниманию с каким он ждал ответа, это стало ясно до мурашек и до боли.
— За два года-то? — неловко хохотнула Йер. — Всего и не расскажешь.
Ну а что расскажешь — будто и упоминания не стоит. Что сказать? Что как-то раз Верховному Магистру приключилось вступить в кучу конских яблок в самом центре верхнего двора? Что копша снова утащил кого-то из приютских, потому что те все повторяют сказки про сокровища?
— Не два. Другие приезжали до тебя. Ме́рген, помнится, рассказывал, что в том году табак взошел отлично, но селяне к осени едва не брали штурмом ратушу: в предместьях слишком неспокойно стало.
— А, да, было дело… — подтвердила Йер. — И в этом снова приходили — лучше-то не стало. Братьев не хватает, чтобы разгонять всех тварей и разбойников, и на доске листы висят декадами, пока чернила не слезают…
Йергерт чуть поморщился, нахмурился.
— Да, слишком затянулось это все.
— Ну да…
Йер замолчала, комкая в руках подол плаща. Ей нужно было рассказать про Гертвига — но как?
— Еще в фирмарии один брат со скалы упал. Его потом из мельничного колеса достали в Хойме.
— Кто? — мгновенно подобрался Йергерт.
Йер могла поклясться: он подумал про отца.
— Брат Арношт. Помнишь, он еще все время мелким предлагал вина глотнуть?
— А, тот, с дурацкими усами? Жаль. Он славный был, хоть странный.
— Жаль, — тоскливо согласилась Йер. — Как будто замок избавляется от тех, при ком мы выросли.
Он затянулся трубкой и без лишних слов подсунул ее Йер — она взяла и глубоко вдохнула горечь табака. Когда вернула, разглядела взгляд — украдкой, искоса, исполненный сомнений. Ей несложно было догадаться, что его тревожит.
— Спрашивай. Что ты хотел узнать на самом деле?
Йергерт криво усмехнулся.
— Отвратительно, да? — он всего-то тянул время. — Ты же видишь меня насквозь, как и я тебя. И оба это ненавидим, но поделать ничего не можем.
— Так уж насквозь? — Йер заспорила из вредности. — Так спрашивай уже.
Он тяжело вздохнул и вперил взгляд в струи дождя, дождался, пока отгремит очередной раскат…
— Как там родители? — решившись, быстро выговорил он, понизив голос. В шепоте знакомая Йер низкая вибрация усилилась, опять разогнала мурашки.
Он сказал “родители”. А значит, он не знал про мать.
Должно быть, что-то проступило в ее позе или же лице, но Йергерт понял.
— Что случилось? — тон его сменился. — Говори уже!
Она втянула воздух через зубы, собираясь с духом. Кто же знал, что Гертвиг с его просьбой будет меньшей из ее проблем? Позволено ли ей вообще сказать ему о Вельге здесь, под Линденау, где когда-то в плен попал его отец?
— Когда я уезжала из Лиесса, Гертвиг подходил ко мне, — опасливо
