удивился. Видать, много чего в своём кабинете повидал.
Усадив Дралова на кушетку рядом с супругой и глядя поверх их голов на плакат, рассказывающий, на каком сроке беременности у плода формируется центральная нервная система, гинеколог, устало вздыхая, прочитал целую лекцию о том, что не всегда дефлорация сопровождается крововыделением, что врачебная практика знает немало других случаев…
Дралов выслушал лекцию набычась. И хотя доводы гинеколога его не убедили, но Варвару он больше не попрекал.
Однако жизнь семейная как сразу не задалась, так и покатилась.
Один за другим родились два сына. Незаметно выросли. А любви у Дралова к жене и к детям так и не возникло, и привычка, которая, как писал классик, свыше нам дана и служит заменой счастью, тоже не появилась. Он тянул семейную лямку, терпеливо и обречённо, как лямку служебную, и всё больше укреплялся во мнении, что нежное чувство, которое изгаляются описывать все эти поэты и романисты, есть обыкновенное недоразумение природы и с ним лично ничего подобного случиться не может.
Только в возрасте, когда бабы становятся опять ягодками, а мужикам начинает лезть бес в ребро, любовь, эта капризная субстанция, вдруг повернулась к Дралову своим ясным ликом.
В очередном отпуске, который он по многолетней привычке проводил с супругой врозь, на военной турбазе в Кудепсте, Дралов познакомился с Анжелой. Они оказались соседями в столовой.
Разговорились. Анжела была не замужем, лет на пятнадцать моложе Дралова и работала продавщицей в окружном военном универмаге в Ленинграде.
Внешне она являла полную противоположность Варваре. «Звонкая и прозрачная», как он сразу окрестил её, с точёной фигуркой, миловидным личиком и копной золотисто-рыжеватых волос. Вылитая Анжелика – графиня де Пейрак из французского фильма.
Анжела решительно упростила сложное имя Дралова, доставшееся ему в память о деде:
– Можно я буду звать вас Арик? – кокетливо улыбнулась она.
– Арик? Так меня ещё никто не называл… Что ж, я не против, – согласился он.
После обеда они вместе отправились на пляж.
На следующий вечер Дралов, от природы скуповатый, пригласил Анжелу в ресторан на берегу, а после они купались в ночном море – в чём мать родила…
Тело Анжелы отливало лунным, русалочьим серебром. Перламутром отливала морская гладь, и таинственный бледный свет заливал пустынный пляж, создавая ощущение внеземного ландшафта.
Говорят, что Луна обладает магической способностью воздействовать на людей, вызывает у них странные реакции, побуждает на безрассудные поступки. Так это или не так, но в голове у Дралова, как будто щёлкнул какой-то переключатель. Он враз вспомнил всё, что читал в юности про «флюиды и родство душ», и прочую, как ему тогда думалось, белиберду, которая теперь увиделась совсем не белибердой, а чем-то главным, единственно важным в жизни.
И чего уж совсем от себя Дралов не ожидал, он начал сочинять стихи, сравнивая в них Анжелу то с золотой рыбкой, исполняющей желанья, то с таинственной звездой, зажегшейся на его мрачном небосклоне…
В общем, случилось невозможное: он влюбился.
Они вместе ездили на экскурсии, загорали, целовались, бродили до рассвета по кромке прибоя, при первых лучах солнца собирая раковины…
Знойные отпускные дни, наполненные безумной страстью, пролетели быстро.
– Переедешь ко мне? – спросил он, расставаясь, даже не представляя, куда поведёт возлюбленную, если та согласится променять свой Ленинград на его задрипанный Энск. В этот миг он, словно забыл, что у него только одна двухкомнатная квартира, где Варвара и сыновья, один – студент, другой – старшеклассник.
– Запросто! – бесшабашно пообещала Анжела. – Приезжай за мной на белом коне…
– Приеду! На машине, – посулил Дралов, – на «запорожце»…
Анжела надула губки:
– На «запорожце»? В «запорожец» мои вещи не войдут… Я ведь невеста богатая…
– Лапуня, да я за тобой на КамАЗе примчусь! – Дралов был готов ради возлюбленной горы свернуть. – С тентом!
– Если на КамАЗе, – развеселилась Анжела, – приезжай! Я согласна! – Дала ему адрес и телефон, и они разъехались в разные стороны.
Но одно дело – пообещать, и совсем другое – выполнить обещанное.
Не успел Дралов вернуться домой, как жизнь стала вносить в его планы свои коррективы.
В первый же день после отпуска начальник огорошил:
– Пиши рапорт на увольнение в запас, тебе же сорок пять стукнуло! Пора на заслуженный отдых! Забыл, что ли?
Дралов в связи с новым обуявшим его чувством и впрямь забыл о своём пенсионном возрасте и предстоящем увольнении. Он попытался заикнуться, что готов ещё служить, но начальник и слушать не стал:
– Всё решено! Пиши рапорт! Кадровики торопят. Везде сокращения, и на твоё место уже претендент имеется! Месяц тебе, Дралов, на всё про всё, чтоб и ВВК пройти и клуб сдать преемнику, и со всеми службами разобраться…
Дралов сказал «есть», но выполнять приказ не торопился: прикинул, если уйдёт в запас сейчас, у него один календарный год останется незакрытым, а это, как ни крути, три процента к будущей пенсии. Если же протянет на службе три месяца, год как раз и закроется.
Через знакомого прапорщика в военном госпитале устроил Дралов себе возможность залечь на углубленное обследование. Там разохался, разнылся, стал жаловаться на боли в спине, на язвенную болезнь, на почечные колики… Словом, наплёл с три короба и сумел в госпитале два месяца вылежать. Ещё один месяц сдавал дела. Так что своего не упустил и уволился тогда, когда запланировал.
Конечно, из госпиталя он звонил Анжеле в Ленинград по военной связи. В этом помог ему ещё один знакомый «прапор».
– Что-то ты ко мне, Арик, не торопишься, – упрекнула Анжела.
Дралов обещал ей скоро приехать.
И опять случилась задержка. Из-за развода. Варвара ни в какую разводиться с ним не хотела. Она плакала, уговаривала Дралова одуматься, ведь столько лет вместе прожили.
На суде она упирала на то, что нельзя советскую семью разрушать! Судья согласилась с её доводами и дала два месяца на примирение супругов. А после ещё один, так как у них есть несовершеннолетний ребёнок. Когда всё же в феврале следующего года состоялся третий суд и их всё же развели, остался Дралов без жилья, ибо маломерную семейную двушку суд обязал его оставить Варваре с детьми.
Как ни жалко было Дралову отдавать свои квадратные метры, он спорить не стал. Да и о чём жалеть, если впереди светит безоблачное счастье!
Перевёз он свой чемодан в однокомнатную квартиру с мебелью, которую снял, заплатив вперёд за полгода, и отправился к другу детства Феде Кочкину, директору автобазы.
Кочкин поначалу заартачился:
– Аристарх, какой КамАЗ? Ты не понимаешь, о чём просишь? Это же такая ответственность – машину посылать в командировку через полстраны… А если что в дороге случится, с меня же три шкуры
