Книга Последние - Таня Роу

Я встала, отряхивая мокрую землю с рук, и прошла немного вглубь поля, заприметив несколько кустов перца в том месте, где их высаживала. Полная боли улыбка появилась на моём лице, пока я разглядывала зелёный плод овоща. Несмотря на то, что часть поля была обугленной и безжизненной, на нём всё же смогла прорасти жизнь.

Вернувшись на тропинку, я пошла дальше. Каждый шаг давался мне тяжело, словно невидимый груз тянул меня назад. Подальше от этого места. Но мне нужно было идти вперёд. К своему дому.

Он появился передо мной почти самым последним. Или то, что от него осталось. Чёрные, обугленные стены, которые всё ещё стояли, казались мне молчаливыми свидетелями трагедии. Крыша рухнула, оставив обломки, среди которых угадывались очертания мебели.

Я подошла ближе, остановившись у порога. Мой взгляд упал на остатки двери, в которую, будучи маленькими, мы с Джесси вбегали внутрь после игр на улице. Я помню, как мама ворчала, что мы забываем снимать грязную обувь. Помню наш звонкий смех и голоса.

Я сделала шаг внутрь. Пол под ногами скрипел, обугленные доски хрустели, но я шла дальше, несмотря на дождь и дрожь в коленях. Каждый уголок дома был наполнен воспоминаниями, которые теперь причиняли только боль.

На полу в том месте, где когда-то была гостиная, валялось что-то знакомое – обгоревшая фоторамка с нашей фотографией: я, мама и папа. Я подняла её, прижимая к груди, и почувствовала, как моя душа разрывается на мелкие части.

– Мама, – прошептала я, закрывая глаза. Образы нахлынули волной: её голос, её улыбка, её руки, которые так часто обнимали меня.

Я больше не могла сдерживаться. Я опустилась на колени прямо в центре обугленного дома и дала волю рыданиям. Боль, которую я так долго сдерживала, вырывалась наружу. Всё, что я потеряла – моя семья, мой дом, мой мир – всё это навалилось на меня с такой силой, что я не могла дышать.

Рядом со мной внезапно оказался Маркус. Он опустился на колени рядом, не говоря ни слова. Его руки осторожно обняли меня, укрывая от дождя, который теперь шёл сильнее. Я почувствовала тепло его прикосновений, его силу. Это было всё, что держало меня в этот момент.

Я уткнулась лицо в плечо Маркуса, который только крепче сжал меня, позволяя выплеснуть всю ту боль, что я носила внутри. Его молчание говорило больше, чем могли бы сказать слова. Он понимал, что сейчас не время для утешения или попыток меня остановить. Всё, что он мог сделать – быть рядом.

– Это было всё, что у меня осталось от них, – выдохнула я сквозь рыдания, прижимая к себе обгоревшую рамку и закрывая глаза, позволив себе почувствовать хоть крохотную искру утешения в этом разрушенном мире. – Всё… и теперь ничего нет.

Маркус не ответил сразу, его дыхание было ровным и спокойным, как якорь в этой сильной буре. Я чувствовала, как его рука мягко гладила меня по спине. Он позволил мне говорить, не перебивая.

– Я помню, как мама учила меня готовить на этой кухне, – продолжила я, смотря на комнату, где когда-то была кухня. Теперь там стояла лишь обугленная мебель, покрытая слоем грязи и пепла. – Как мы с папой решили покрасить стены в гостиной, споря, какой оттенок лучше. А потом они ушли… Оба. Сразу. Всё это было моим домом… теперь от него остались только пепел и тени.

Мои слова утонули в грохоте грома, который перекрыл шум дождя. Маркус чуть отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо.

– Дом – это не стены, Мэди, – наконец сказал он, его голос был низким и проникновенным. – Это ты, это твои воспоминания, твоя родители. Они живут в тебе, а не в этих руинах.

Я вытерла лицо, пытаясь унять дрожь в руках, но слёзы продолжали катиться, смешиваясь с дождём. Слова Маркуса эхом звучали в голове, словно пытались пробить ту хрупкую стеклянную скорлупу, которой я пыталась себя отгородить от всего, что произошло.

– Я чувствую, что теряю их с каждым днём всё больше и больше, – горько проговорила я, глядя на обугленные стены. – Как будто их образы стираются, голоса становятся тише, а воспоминания… – я замолчала, прикусив губу, но слёзы вновь хлынули. – Я боюсь, Маркус. Боюсь, что однажды забуду, как они выглядели, как пахли их объятия, как звучал их смех.

Он молчал, позволяя мне продолжить. Его руки всё ещё обнимали меня, удерживая на поверхности в этом океане горя.

– Я пришла сюда, думая, что смогу что-то найти. Что-то, что вернёт мне их… хоть на миг. Но это место – оно как яма, в которой я теряю себя и сама становлюсь этими руинами, – я настолько сильно стиснула рамку в руках, что мои пальцы побелели от напряжения. – Здесь пусто. Здесь только смерть.

Маркус мягко поднял моё лицо за подбородок, заставляя встретиться взглядом. Его глаза блестели, словно он понимал всю глубину моей боли.

– Ты не потеряешь себя, Мэди, и не потеряешь их, – тихо сказал он. – Они всегда будут с тобой. В каждой улыбке, в каждом мгновении, когда ты находишь в себе силы двигаться вперёд. В каждом шаге, в каждом твоём вдохе. Ты думаешь, что их больше нет, но они в твоей силе продолжать жить, в твоей любви к Лео, в твоём стремлении защищать других. Они часть тебя, и ты не можешь их потерять, потому что ты – это они.

Я смотрела на него, затаив дыхание, словно его слова могли заживить все раны, которые были слишком глубоки. Его рука скользнула к моей щеке, осторожно смахивая слёзы смешанные с дождём.

– Ты самая храбрая женщина, которую я знаю, – продолжил он. – Ты здесь, в этом месте, где твоя душа кричит от боли, и ты не сдаёшься. Ты – не руины, Мэди. Ты – огонь, который продолжает гореть, несмотря ни на что.

Я не смогла сдержать новых слёз, но теперь в них было не только горе. Его слова, его присутствие – всё это напомнило мне, что я не одна. Что есть те, кто готов пройти этот путь рядом, даже когда я сама не знаю куда иду.

– Спасибо, – прошептала я, опуская взгляд на рамку, которую всё ещё крепко держала в руках. Но потом подняла глаза и твёрдо сказала: – Мне нужно ещё кое-что.

Маркус кивнул,