это? – спросил он, тряхнув плечо, в которое вцепился.
Иох Фредерсен нагнулся. Потом снова выпрямился.
– Дверца?
– Верно, Иох Фредерсен! Дверца! Она хорошо подогнана и хорошо закрывается! Этот дом построил человек аккуратный и приметливый. Лишь однажды он забыл о приметливости и поплатился за это. Спустился по лестнице, что под дверцей, прошел по хлипким ступенькам и примыкающим коридорам, заплутал и не нашел обратной дороги. Да ее так просто и не отыщешь, ведь создатели подземелий вообще не собирались допускать чужаков в тайные катакомбы… Я нашел своего любознательного предшественника, Иох Фредерсен, и сразу узнал его – по остроносым красным башмакам, которые превосходно сохранились. Покойник выглядел мирно и по-христиански, хотя при жизни наверняка благочестивым не был. Не иначе как спутники его последнего часа изрядно способствовали исправлению бывшего ученика дьявола… – Ногтем указательного пальца он постучал по скоплению крестов в центре плана. – Вот здесь он лежит. Точно в этом месте. Некогда его череп вмещал мозг, способный посоперничать с твоим, Иох Фредерсен, и все же он пришел к столь плачевному концу просто оттого, что однажды заплутал… Жаль его.
– Куда он забрел? – спросил Иох Фредерсен.
Ротванг долго смотрел на него, потом наконец ответил:
– В некрополь, на котором стоит Метрополис. Глубоко под кротовыми норами твоей подземки, Иох Фредерсен, лежит тысячелетний Метрополис с тысячелетними мертвецами…
Иох Фредерсен молчал. Медленно приподнял левую бровь, прищурил глаза и устремил взгляд на Ротванга, который неотрывно смотрел на него.
– Что делает план некрополя в руках и карманах моих рабочих?
– А вот это надо выяснить, – ответил Ротванг.
– Ты мне поможешь?
– Да.
– Прямо сегодня ночью?
– Ладно.
– Я вернусь после пересмены.
– Возвращайся, Иох Фредерсен. И если позволишь дать тебе совет…
– Ну?
– Приходи в одежде, как у твоих рабочих!
Иох Фредерсен вскинул голову, но великий изобретатель не дал ему сказать. Поднял руку, как бы решительно призывая к спокойствию:
– Человек в красных башмаках тоже обладал могучим мозгом, Иох Фредерсен, и все-таки не сумел уйти от тех, что обитают там, внизу…
Иох Фредерсен задумался. Потом кивнул и повернулся к выходу.
– Будь учтива, моя прекрасная Пародия, – сказал Ротванг. – Открой дверь владыке великого Метрополиса!
Существо смотрело мимо Иоха Фредерсена. А он чувствовал дыхание холода, которым веяло от существа. Видел безмолвную улыбку на приоткрытых губах Ротванга, великого изобретателя. И побелел от гнева, но смолчал.
Существо протянуло прозрачную руку, в которой серебром просвечивали хрупкие косточки, и кончиками пальцев коснулось печати Соломона, пламенеющей медно-красным огнем.
Дверь отворилась. Иох Фредерсен вышел следом за существом, которое уже спускалось по лестнице.
Ни на лестнице, ни в узком коридоре не было света. Зато от существа исходило зеленоватое сияние, не ярче огонька свечи, но его вполне хватило, чтобы озарить ступеньки и черные стены.
У входной двери существо остановилось, дожидаясь Иоха Фредерсена, который медленно шел следом. Входная дверь открылась, правда, не настолько широко, чтобы он мог пройти.
Он остановился.
Из безликого комка на него с выражением тихого безумия смотрели глаза, словно нарисованные поверх закрытых век…
– Будь учтива, моя прекрасная Пародия, – произнес далекий тихий голос, звучавший так, будто говорил спящий дом.
Существо поклонилось. Протянуло руку, изящную костлявую руку. Прозрачная кожа обтягивала хрупкие суставы, сквозившие под нею тусклым серебром. Пальцы, белые как снег и бесплотные, раскрылись, словно лепестки хрустальной лилии.
Иох Фредерсен вложил в них свою руку и мгновенно почувствовал ожог нестерпимого холода. Хотел оттолкнуть существо, но серебряно-хрустальные пальцы держали крепко.
– До свидания, Иох Фредерсен, – сказала безликая голова голосом, полным устрашающей нежности. – Подари мне поскорее лицо, Иох Фредерсен!
Издалека донесся тихий смех, будто дом смеялся во сне.
Рука разжалась, дверь отворилась, Иох Фредерсен нетвердой походкой вышел наружу.
Дверь за ним закрылась. Медно-красным пламенела на темной древесине печать Соломона, пентаграмма.
Когда Иох Фредерсен был уже на пороге навершия Новой Вавилонской башни, на пороге ее черепной коробки, прямо перед ним вырос Тощий, казалось исхудавший пуще прежнего.
– Что случилось? – спросил Иох Фредерсен.
Тощий открыл было рот, но вид владыки лишил его дара речи.
– Ну?.. – сквозь зубы бросил Иох Фредерсен.
Тощий набрал в грудь воздуху.
– Осмелюсь доложить, господин Фредерсен, – сказал он, – ваш сын исчез, с той самой минуты, как покинул это помещение…
Иох Фредерсен неуклюже повернулся.
– Что значит – исчез?
– Он не пришел домой, и никто из наших людей его не видел…
Иох Фредерсен скривил губы.
– Ищите его! – хрипло приказал он. – Для чего еще вы нужны? Ищите!
Он вошел в черепную коробку Новой Вавилонской башни. Первым делом взглянул на часы. Шагнул к столу и протянул руку к синей металлической пластинке.
V
Человек у машины, похожей на Ганешу, бога с головой слона, был уже не человеком, а всего-навсего каким-то взмокшим куском, живым воплощением изнеможения, из пор которого крупными каплями пота уходили остатки воли. Воспаленные глаза уже не различали манометр. Рука не держала рычаг, нет, она судорожно цеплялась за него как за последнюю опору, уберегающую раздавленное человеческое существо от прыжка в сокрушительные объятия машины.
Механизм патерностера в Новой Вавилонской башне равномерно, без спешки, направлял свои черпаки. Глаз маленькой машины кротко и зловеще усмехался человеку, что стоял перед нею, способный лишь на бессвязный лепет.
– Отец! – лепетал сын Иоха Фредерсена. – Сегодня впервые с тех пор, как стоит Метрополис, ты забыл вовремя позволить своим великим машинам с ревом потребовать новой пищи… Неужто Метрополис онемел, отец? Посмотри на нас! Посмотри на свои машины! Твоим богомашинам отвратительны изжеванные куски во рту, раздавленная пища, какую являем собою мы… Почему ты душишь их голос? Неужто десять часов никогда… никогда не кончатся?! Отче наш, сущий на небесах!..
Но в этот миг Иох Фредерсен нажал на синюю металлическую пластинку, и великий Метрополис поднял голос, издал свой демонический вопль, так что стены задрожали. До самого основания содрогнулась Новая Вавилонская башня от голоса великого Метрополиса.
– Спасибо, отец! – воскликнул раздавленный человек у машины, похожей на Ганешу. Улыбнулся. На губах он ощущал соленый вкус и не ведал, что́ это – кровь, пот или слезы. Из красного тумана, из давно отгоревших дымных клубов к нему придвигались новые люди. Он снял ладонь с рычага, ноги подкосились. Чьи-то руки подхватили его, повели прочь. Он отвернулся, пряча лицо.
Глаз маленькой машины, кроткий, зловещий, мигал ему вдогонку.
– До свидания, друг! – сказала маленькая машина.
Голова Фредера упала на грудь. Он чувствовал, как его тащат дальше, слышал глухой ровный топот шагающих людей, чувствовал себя частью строя в двенадцать шеренг. Пол под его ногами пришел в движение, сначала вверх, затем резко вниз.
Открытые ворота, распахнутые створки. Навстречу им тянулась другая колонна.
Великий Метрополис все еще ревел.
Но вдруг рев умолк, и в тишине Фредер ощутил возле уха чье-то дыхание и услышал голос, который – едва внятно – спросил:
– Она позвала… Пойдешь?
Он не знал, что означает этот вопрос, но кивнул. Хотел разведать пути тех, кто, как и он, шагал в синей холщовой робе, в черной
