спорить или даже задавать вопросы, я боялась, что Эол поймёт, насколько меня не волнует их Порядок, но всё-таки не удержалась:
— А мы верим, что первоначально мир состоял из хаоса, потом родились многие боги, которые сияли, как светлячки, и другие — злые, которые жужжали, как мухи.
— Это всё ерунда! Чушь, которую распространяют поборники Хаоса. Сначала был божественный Порядок, а потом появились те, кто мечтал его разрушить!
— Но откуда же они появились, если Порядок был неуязвим?
— Я такого не говорил. Он уязвим, и наш долг — его защищать. Сколько можно тебе повторять? Вбей себе в голову.
Эол с каждым словом делал шаг вперёд и в конце концов ткнул меня пальцем в лоб. Я отвела его ладонь от лица. Кожа — мягкая, тёплая — манила прикоснуться. Неужели опять? Что он там говорил об этом?
Его рука скользнула по моей спине на талию и сжала. И тут произошло нечто странное. Странное даже на фоне всего остального. Песок, из которого состояли наши одежды, начал двигаться, струиться, подчиняясь прикосновению. Мои плечи оголились, и Эол сделал шаг назад.
— Не стоит нам с этим спешить, Миюки. Не надо.
— Я ничего и не делала! — Но в горле застрял комок. — Я устала, хочу пить. И есть.
— Тогда пора приступить к следующему уроку. Садись на песок. Межмирье напитает тебя. Здесь ты — частичка энергии сущего и получаешь всё необходимое из воздуха. Нужно научиться медитировать.
Сначала во рту пересохло, а живот свело от голода, язык лип к нёбу, казалось, если слюна и выступит, то будет ядовитой. Но эти ощущения быстро растаяли. Всё заполнило тепло, насыщение бархатистым песком, завершённость. Словно плывёшь высоко в небе, над всеми равнинами миров. Я вспомнила, что слышала в детстве в сказках о Стране Тьмы, которая существует вместе с Равниной Высокого Неба и Тростниковой Равниной, но об этой стране Эол не упоминал. Где-то глубоко в памяти жили разные истории, только я не помнила, от кого их слышала.
Могла ли мать рассказывать перед сном, или, может, Кобаяси-сан? Нет, кто-то другой, родной, как мама, и добрый, как лавочница, но не они. Истории таились где-то в глубине.
— Объясни, что за артефакты, — попросила я, едва очнувшись.
Но Эол сидел неподвижно и медитировал. Я рассматривала его красивое тонкое лицо. Любовалась, невольно сравнивала с Коити. С закрытыми глазами они даже были немного похожи. Если бы не цвет волос. Пожалуй, Коити был луной — бледной и далёкой, а Эол — солнцем, светловолосым и согревающим. Я не знала, сколько прошло времени. Казалось, целая вечность пронеслась как один миг.
— Неуместное сравнение.
— Ты снова читаешь мои мысли? — Моё возмущение взвилось до небес.
— Нет, это ты снова их распускаешь. — Он улыбался лукаво. Обиделся или нет?
Я фыркнула.
— Так что насчёт артефактов, про которые говорила Кая?
— Есть три предмета, дарующие абсолютную власть. В разное время они были похищены у сил Порядка и спрятаны на Равнине Высокого Неба. Никакие человеческие механизмы не сравнятся по силе с ними, и мы должны их вернуть.
— И что это за предметы?
— Меч, естественно. — Эол принялся загибать пальцы. — Яшма. Бронзовое зеркало.
— Странный набор, — сказала я, но какое-то смутное узнавание снова мелькнуло внутри, словно я уже слышала про них.
— Меч способен убить любого врага. С ним Кая будет неуязвима в битве. Яшма восстанавливает и исцеляет.
— А зеркало? — Я с интересом подалась вперёд.
— Это мне неизвестно. Оно было украдено первым, и знаний о нём сохранилось не так много. Оно не похоже на современное зеркало, и какие тайные возможности хранит, мы не поймём, пока не найдём его.
— На что ещё способны артефакты?
— Кто знает… — Эол склонил голову. — Говорят, будто все три предмета у одного человека могут снять проклятие оборотня. Но вряд ли это правда. Мы-то знаем, что никакого проклятия нет.
— Наверное, речь об умении превращаться и путешествовать меж мирами.
Эол странно на меня посмотрел, будто я глупость сказала.
— А как их ищут?
— Изучают древние документы, разнообразные свидетельства, знаки Вселенной, явления природы. Могущественный артефакт — это всегда скрытая сила, которая влияет на места вокруг. Рано или поздно мы сможем их выследить и достать.
— А если Круг семи Лун найдёт их раньше?
— Нет. Не может быть. Миюки, послушай, мы на стороне Порядка, на стороне добра, истины и непоколебимости. Мы обязаны отстоять…
— Порядок. Знаю, знаю. — Я опустилась на песок рядом с Эолом. — Но это скучно.
Он повернулся ко мне так, что мы чуть не стукнулись носами.
— Конечно, искать своего пропавшего возлюбленного гораздо веселей.
— Ты что, ревнуешь? — Я невольно улыбнулась.
Эол приблизился и поцеловал меня. Губы встретились, разомкнулись, а за мгновение до этого я задержала дыхание. Так непривычно, так неловко, так приятно. Он положил руку мне на шею, пробежал кончиками пальцев по позвоночнику.
Я всегда мечтала, что первым будет Коити.
— Опять думаешь о нём!
— Я не…
Лицо Эола стало жадным, ненасытным: ярость и голод в глазах, приоткрытые влажные губы. И этот огонь перекинулся на меня. Я чувствовала и раньше, в Нью-Йорке, желание, будто мы с Эолом связаны, будто мы давно вместе, — но тогда он меня осадил. Теперь я видела, что он сам поддался.
Эол впился губами в мою шею, принялся целовать плечо, снова поднялся к губам. Я отвечала на поцелуи, скользила руками по его изящной спине, и тонкая ткань из текучего песка таяла под пальцами. Его горячее тело, тревожные вздохи, властные движения, внимательные, яркие глаза. Вдруг всё почернело. Я моргала изо всех сил, таращилась в темноту, но ничего не видела, будто мигом ослепла. Дыхание спёрло от страха.
Что произошло? Эол пропал, и вокруг осталась только чернота.
Глава 5
Когда я моргнула в следующий раз, сквозь мрак проступила белёсая дымка. Сначала она показалась ослепительной, но скоро померкла. В тумане вырисовывались стволы деревьев. Пахло грибницей и прелыми листьями. Я ощупала кожу — прохладная, покрытая остывшей испариной. Кое-где засохшая корка. Потёрла лицо. На пальцах грязь, земля, что-то чёрное. Запёкшаяся кровь?
Я вскрикнула. Холод и ужас пробирали до костей.
Одна. В лесу.
Что произошло? Неужели неделя в межмирье пролетела так быстро и я вернулась на свою Тростниковую Равнину? Сквозь утреннюю птичью трель послышался стон — хорошо различимый человеческий стон.
Я поднялась, немного смущаясь наготы — и надеясь, что это останется самой худшей частью плана. Важнее узнать, правильно ли бежал волк к порту, или же я оказалась дальше от
