в левое плечо, прихожу в себя.
Лана хватает меня за рукав и вытаскивает из всего этого мракобесия. Мы прыгаем на скутер, и последнее, что я слышу, что нам в спину стреляют. Но я в это не верю. Мне кажется, что я опять брежу.
– Резинки, – говорит Лана. – Не дрейфь.
В эту минуту мне кажется, что я уже не Леннон, а Нео, мимо которого несутся резиновые пули. За нами гонится агент Смит. Но разве агент Смит сможет победить любовь? Конечно нет. И тогда я разворачиваюсь и показываю ему фак.
Да, сейчас я понимаю, что никакого агента, может, и не было. Может, и выстрела не было. Только одного понять до конца я не могу: а была ли любовь?
Рождение китов
«Тебе пива взять?»
В этом вся Лана, бухать типа можно, а вот мясо есть нельзя.
Мы бродили по супермаркету и искали, чем бы поживиться. Киты загоняют планктон в ловушку, где его поедают. А мы аккуратно бредем через ряды всего-чего-только-хочешь-лишь-бы-были-деньги. И тут я понимаю, что это мы планктон, который загоняют в ловушку вот этим – все-чего-захочешь!
– Тебе курицу взять?
– Ты же это… вегетарианка? – спросил я.
– Да я не есть, а приложить к руке. Про правило вагонетки слышал?
– Чего?
– Ну вот, к примеру, мне нужно спасти твою жизнь, пожертвовав жизнью курицы… Понимаешь?
Я уже говорил, что Лана немного того? Я бы ее назвал философом оторвавшегося от птицы пера, которое кружит в воздухе и летит, поддаваясь порыву ветра.
– Лана, но курица уже… замороженная.
– Это она сейчас замороженная, но гипотетически мы бы могли представить, что она живая… и что тогда?
– Тогда бы она никак не помогла мне с ушибом, потому что нужно прикладывать холодное.
И тут я почувствовал лед и жгучую боль на своем плече и огонь в груди от того, что кто-то обо мне заботится. Это же круто? Верно? Когда кому-то не по хрену, что тебе больно.
– В этом ты прав, Леннон, диалектика замороженной курицы неразрешима, – сказала Лана.
Когда мы вышли из магазина, я услышал знакомый звук. Вы тоже наверняка его знаете, это звук отвинчивающейся бутылочной пробки. Я обернулся и увидел в ее руках «Джек Дэниэлс». Она украла его. Черт возьми, украла! Я думал, что сейчас из магазина выскочит кассир с ружьем. Как в кино. И убьет нас. Но по крайней мере я умру влюбленным. Но ничего не произошло. Она просто протянула мне бутылку виски.
– А ты не такая уж и правильная, – сказал я.
– Я относительная. Все в жизни относительно… ты берешь тут и отдаешь там, верно?
Сам не знаю, как складывался наш разговор. Я порядком нервничал, потому что сомневался во взаимности: а вдруг она играет, вдруг ее чувство не такое сильное, как у меня, да и вообще сомневался, можно ли меня любить. И поэтому чаще прикладывался к бутылке. Самое интересное, что мы так и не ушли от супермаркета, а просто сидели перед ним и внаглую пили украденную бутылку «Джека Дэниэлса».
– Мой отец алкоголик, – сказала Лана. – И сделала глоток.
Я чуть не поперхнулся.
– Да ты забей, у тебя вообще никого нет.
– В смысле – никого?
– В том смысле, что твои уплыли в разные стороны на своих кораблях. Отец на своем, а мать на своем. Понимаешь, мы с тобой здесь одни. Под огнями супермаркета. С агентом Смитом за нашей спиной. И резиновыми пулями в голове. И если когда-то мы появились на свет благодаря нашим родителям, то сейчас пришло время нам самим появиться на свет.
Ты знаешь, вот это меня и удивляло в Лане, она была вегетарианкой и при этом пила виски, была буддисткой и воровала в магазинах.
– Мы должны родиться заново, – сказала она. – Как пузырьки, которые идут со дна океана
– Мы как киты, – сказал я, – вымирающие одинокие существа, в которых есть любовь и древние силы…
Древние силы, которые должны сообщать друг другу о своем существовании… посылать друг другу сигналы, узнавать друг друга в ночи, во тьме, во мраке, видеть, что за миллиарды километров существует еще такой же, как ты, даже если вы никогда не встречались.
Лана запрыгнула в тележку и подняла вверх бутылку с виски, как будто она была пиратом:
– Так найдем же друг друга в кромешной ночи!
– Так осветим ее гитарными рифами!
– Так скажем слова, которые вырываются у нас из души, назовем себя теми, кто мы есть!
– А кто мы есть? – спросил я.
– Мы группа «Электрические киты».
Я посмотрел на парковку рядом с супермаркетом. Легкий ветерок нес прозрачный пластиковый пакет. Он крутился и вертелся, словно бабочка. И подумал, откуда Лана знала про записку… про этот клочок бумаги, спрятанный в чемодане с кодом моего рождения. И из-за которого начался весь сыр-бор.
«Иногда мне кажется, что киты говорят о чем-то большем, чем они сами. Я нашел звучание, интонацию, которая не похожа ни на поиск еды, ни на призыв партнера. Это песня, которая обращается к чему-то большему, чем кит. И это большее содержит в себе то, что есть и отражение того, что могло бы быть. И это большее манит кита вперед. Дает надежду выплыть из самой тьмы. Потерявшийся в шуме, сбившийся с пути, голодный, уставший или попавший в сеть, он находит в себе песню, которая рождается из самых недр космоса».
Или это совпадение? Синхроничность Юнга? Или я говорил ей об этом в зуме? Но я не говорил. Она просто считывала мои мысли, мои чувства. Будто была какой-то шаманкой. Я только хотел подумать, как она уже произносила это вслух. Или, может быть, я правда сошел с ума, так же как мой отец?
– Стадионы наши, любовь наша! – кричала Лана, показывая, как будто играет на электрогитаре. И мне казалось, что мы так похожи друг на друга. Что мы может быть вообще одно существо, в которое много тысяч лет назад ударила молния. И вот две половины этого существа разъединило, разбросало по свету, и они были вынуждены скитаться, пока не нашли друг друга. Но дело даже не в этом. Найти можно сегодня все, что угодно; верно, «Гугл»? Главное, что мы узнали друг друга.
– И у нас есть миссия, – сказала Лана, – хочешь знать какая? – И, не дождавшись моего ответа, закричала: – Найти других таких же, как мы, китов, набравших в себя воздуха, чтобы не умереть, и скитающихся в самой тьме!
И я каким-то внутренним взором увидел сцену: огромные толпы людей с зажженными телефонами, машущих
