в такт ветру. Кто-то сидел в автобусе, в своей машине, дома перед компьютером, на скучной лекции по философии, в вагоне, на земле, в тундре, тайге… всюду.
– Наша сцена – это наша жизнь! – закричал я, выхватывая у Ланы бутылку виски, словно это был наш олимпийский огонь.
Напротив сел какой-то алкаш, тоже с бутылкой, будто этот факт сближал его с нами. Правда, свою он обернул пакетом, это типа давало ему презумпцию невиновности.
– Следующая песня посвящается всем потерявшим свою дорогу во тьме океана.
– Всем, кто ищет дорогу к воздуху.
– Всем, внутри кого живет фонтан.
Тут я прыснул со смеху…
– Какой фонтан? – спросил я Лану.
– Ну, этот, который из кита выбивается!
– Эту песню написали киты, – крикнул я. – Мы просто услышали их в своих снах. Когда случайно заснули в метро, в трамвае, в электричке, когда ехали на работу курьером, инженером, дизайнером, разносчиком пиццы, айтишником, менеджером, копирайтером или закладчиком окон, архитектором, юристом и бухгалтером, фотографом или любым другим фрилансером.
Мы приняли их сигнал, и вот что они просили передать.
Тут идут гитарные рифы:
Вау-у-у-у-у-у-у-а-а,
Всем привет!
Настроимся на радиоволну!
Мы группа «Электрические киты»,
Забиваем на все, где нету любви:
На пластик в ваших сердцах,
На отсутствие чувств,
Что потерялись в страстях по тому, чего нет,
Но как нам найти себя,
Найти кислород
И дыхание рот в рот,
Чтобы выжить.
В мире, где нету любви,
Выживут только любовники,
Только те, кто плывет
Во тьме.
«Электрические киты»,
Забиваем на все, где нету любви,
Пошел он в жопу,
Мир без любви,
без любви,
без любви.
Полюби-и-и-и-и!!!
Йе-йе-йе.
Мы стоим и дурачимся. Будто у нас есть гитары. Лана ставит аранжировку на телефоне. Из супермаркета вываливается какой-то бродяга. Алкаш с бутылкой качает головой в такт музыке. Прикуривает, а затем поднимает зажигалку, как на концерте.
И машет ею из стороны в сторону. Мне кажется, что на щеке у него блестит слеза. А дофаминовые реки текут через нас и выбиваются лучами радуги в ночное небо. Мы целуемся, запивая каждый поцелуй виски. Танцуем под плейлист с телефона Ланы: «Нирвана», Кортни Лав, «Соник Юс». Потом сидим с бомжом. Он рассказывает нам, что был моряком и водолазом. Затем протягивает руки. И говорит, вот давай проверим. Просит налить ему виски в ладошки. Он все выпивает и говорит, что так, чтобы ни капельки не протекло, могут только водолазы. Лана спрашивает, а почему он теперь на улице. Говорит, что из-за Людки. С Жак-Ивом Кусто, говорит, нырял за белыми акулами, Антарктику, говорит, прошел, Ледовитый океан, говорит, прошел, а Людку не смог. Разбился, говорит, его корабль о брега ее любви. И дальше он плачет, и мы плачем с ним вместе. А я спрашиваю себя: неужели это случайность? Жак, твою мать, Ив, твою мать, Кусто! Не было ли то предупреждением, которое я должен был понять, как-то осмыслить?
– Поцелуй меня крепче, – сказала Лана, когда, полупьяные, мы провалились в ее мрачный подъезд, мрачный, скрежещущий лифт и в свет квартиры, в глубокий поцелуй ночи в обычном спальнике большого города.
Утро любви
Как вы представили себе самое счастливое утро? Вы встретили девушку, которая спустилась вам с облака мечты. Она лежит рядом, и солнце через белую занавеску, преломляя лучи, подсвечивает ее волосы. Она улыбается. Тебе одному. И ты думаешь, что, кажется, нашел наконец, кого посадить в свое индейское каноэ, рассчитанное только на двоих. Вы поплывете в нем с гитарами и будете петь миру о ценностях, которые он позабыл во мраке. В эту минуту мне хотелось плакать. Простить всех, кто причинил мне в этой жизни зло. Простить маму за то, что она закрылась в своем коконе, отца – за то, что предпочел мне, да и жизни в целом, тюльпаны. Я даже вспомнил хулигана Песковского из школы, который выворачивал мне руку в четвертом классе, и тоже простил его…
Хуй с тобой, Песковский. Иди с миром. И если ты где-то сдохнешь, я все равно буду любить тебя в этот светлый день.
Я подобрался поближе к Лане и поцеловал ее в губы. Она приоткрыла глаза. В первые минуты даже не понимая, кто я.
– А-а-а… это ты, Леннон. Я уже и забыла, что ты приехал.
– Что? – спросил я, пытаясь за веревку, связанную из простыней и пододеяльников, затащить в сегодня магию вчерашнего дня.
– Башка раскалывается, что вообще вчера было? – спрашивает она… потом садится на кровать. Ее русые волосы струятся и светятся в утренних лучах. Мне хочется потрогать их. Кажется, что они – как весенняя рожь, согретая на солнце, и в ней уже чувствуется запах испеченного хлеба. – Блядь… – говорит Лана. – Кофе… надеюсь, есть. Кофе – это жизнь, Леннон. Ты знал об этом?
И вот тут в наш мир на улице Свободы, 81, на полной сверхзвуковой скорости влетел метеорит. Когда он начал свой путь? Когда я нашел Лану на «Проза. ру», когда мы поняли, что у нас общие мечты? Или, может быть, вчера, когда мы организовали нашу группу?
– Клянусь кровью… мы завоюем этот гребаный мир!
Она сделала себе порез и дала мне булавку.
– Мы будем петь о правде наших сердец… Рука-то как болит… ну блядь… Леннон, скажи, это твоя идея была?
– Наше оружие? – кричал я.
– Наше оружие – самое страшное оружие, которое убивает насмерть, проникая в самое сердце.
– Наше оружие – самое сексуальное оружие на планете Земля!
– Наша оружие – это рифмы души.
И мы скрестили руки и сделали порезы булавкой.
И никто: ни она, ни я – не знал, что в этот момент все уже поставлено на карту и может взорваться. Не знал никто, кроме Ланы, потому что этот всеуничтожающий метеорит летел именно в ее мире. И сейчас он разрушит нашу планету на хер!
Дзззззынь… дзын-дзынь!
Кто-то с той стороны нещадно давил на дверной звонок. Лана, растрепанная и уставшая, побрела в коридор и вернулась с высоким сбитым парнем в косухе. Как будто в соседнем квартале жила шайка обезьян и их альфа-самец решил зайти к нам на кофе.
– Костя поможет нам добраться до точки назначения, – сказала Лана.
Все как в замедленной съемке. Слова, пережеванные пленкой в магнитофоне; он держит ее за талию. А она ведет себя как ни в чем не бывало.
