включить кислород — я включал; ноги сами выбирали дорогу, ступали, где раньше было хожено.
Вот из гезенка высунулся старше с рукой, прибинтованной к дощечке. Заметив нас, он перестал стонать. Тут же горела бензиновая лампа. Показалась еще чья-то голова в кепке, сдвинутой на затылок.
— Людей сюда человек пять! — закричал Аксенов. — Крепильщики, плотники! Стоек десятка два, глины побольше…
Мне не было даже интересно, что он собирается делать. Я сел, прислонился крышкой противогаза к столбу, выбросил изо рта мундштук улыбнулся каким-то мутным мыслям и сквозь дремоту почувствовал, как из моих рук берут топор.
Опять Александр Иванович говорит:
— Гулявин, лезь Гулявин! Что же ты? Заснул? — Он толкает мое плечо. — Гулявин, лезь побыстрей!
Все люди уже в гезенке, только он стоит, меня будит.
Я открыл глаза — они снова закрылись; сонный, я поднялся, прошел два шага и начал спускаться вниз. Раньше тут этого не было. Нагромождены бревна, стойки, большие комья глины. Рыжий парень, который из шурфа выскочил и кричал громче всех: «Тикай, немцы!» — теперь размахивает топором, строит перемычку поперек гезенка.
«Загородиться, что ли, хотят?»
Пролез я, за мной пролез Александр Иванович. Рыжий парень тотчас же закрыл ход, где мы протиснулись, обрубком бревна.
— Клин подбей, — советовал ему старичок. — Стары люди говорили, — повернулся он к Аксенову и засмеялся, поддерживая больную руку: — кабы не клин да мох, так бы плотник подох. Ведь ушли? А? О-ох, рученька!
— Ниже спускайся, Гулявин, ниже!
Внизу, в темноте, я на кого-то наступил.
— Легче ты!
Гезенк — как узкая наклонная труба с ребристыми стенками внутри. Было темно, мы ничего не видели, но знали, что сидим цепочкой друг над другом. Обе лампы, и аккумуляторная и бензиновая — вторая аккумуляторная была с Петькой в воде, — светили над нами высокими звездочками. Вверху стучал топор, и оттуда на нас сыпались щепки.
— Эге-ей! — крикнули сверху.
Я закинул голову и увидел Аксенова, приближающегося с лампой.
— Слышите? Всю ненужную одежду снять! Намочить в воде, передать вверх! Ясно?
Он снял свое пальто и первым передал вниз. Следом за пальто с рук на руки пошла его лампа.
— Осторожно, лампу не уроните!
Все зашевелились. Каждый что-нибудь с себя снимал.
«Зачем это?» не мог понять я.
— Тебя Сережей зовут? — тихо спросил Александр Иванович. — Отдыхай, милый. Скоро тебе работать.
— А куда одежду?
— Одежду — в перемычку. Чтобы плотнее была. Отдыхай. Спи, если можешь.
14
Петька делал пятый рейс. Половина людей была уже по ту сторону воды.
— Гулявин, приготовься сменить Рысева!
— А? — раскрыл я глаза. Дали бы поспать Снился яркий день, и вот его уже нет. Тьма, хоть глаз выколи. — Что? А, ну есть приготовиться! Есть!
Вдруг в это время вверху точно из нескольких пушек выстрелили. Весь гезенк дрогнул, воздух вихрем толкнуло, кто-то закричал, посыпались камни.
Над головой вспыхнул свет — Александр Иванович зажег лампу и кинулся вверх, к перемычке.
— Н-немцы! — заикаясь, бормотал внизу испуганный голос. — Теперь конец. Немцы!
Я встрепенулся — «Ой, нехорошо что-то случилось!» — и ощупью, в темноте расцарапав в кровь руку, бросился за Александром Ивановичем.
Он уже спускался мне навстречу: я видел, как быстро и тревожно раскачивалась его лампа. «Взрыв? — подумал я и замер в предчувствии несчастья. — Противогазов нехватит… Вот Аксенов сейчас скажет…»
Когда его лампа блеснула совсем близко, на меня посмотрело не старое, озабоченное, а по-мальчишески оживленное лицо.
— Это ты, Гулявин? Ну, Сережа, обошлось! В лучшем виде обошлось!
— Что обошлось?
— Уцелела перемычка!
Сгоряча показалось, что перемычка — мелочь по сравнению со случившимся. «Зачем на мелочи внимание отводит?»
— Александр Иванович, — прошипел я ему на ухо, чтобы другие не слышали о плохом, — над гезенком газ взорвался?
Он хлопнул меня ладонью по груди и почему-то обрадовался еще сильнее.
— Газ? Ну да, взорвался! — Голос его несся по всему гезенку, и свет лампы блестел в его зрачках. — Видишь, как мы с тобой предусмотрели? Не построили бы перемычку… Что ты скажешь? Нет, предусмотрели! Сунутся они, — и стоп!
Я вытянул шею и выпучил глаза.
— Предусмотрели? — И вдруг задохнулся от восхищения: — Немцев… задержали… газом? Да Александр же Иванович! Там все пусть гори… а мы… за перемычкой?
В темноте под нашими ногами кто-то сокрушенно охнул.
— Газ взорвался, немцы остались, — зачастил кто-то скороговоркой. — Еще найдут, догонят, не помилуют, будьте уверены! Снизу — вода, сверху — беда…
Лоб Аксенова перерезали тени морщин. Александр Иванович наклонился и сердитым движением посветил лампой.
— Опять вы там, Федосеев? Не разводите паники, пожалуйста. Если газ взорвался — и немцы взорвались. Тут ваша бухгалтерия не подходит.
«Э-э!..» наконец узнал я. Теперь я отлично вспомнил: Федосеев — бухгалтер рудничной конторы. Толстый, лысый и щеголеватый. Это он запричитал о немцах, когда нас толкнуло взрывом.
Сверху было видно: Федосеев, неуклюже прижавшись к крепи, уступает кому-то дорогу.
— Товарищ Аксенов, извиняйте, — выступил из темноты немолодой человек с опущенными по-запорожски светлыми усами. — Я — Захарченко, рукоятчик, на седьмом номере роблю…
— Слушаю тебя. Захарченко.
— Як там случилось? Не понял, извиняйте.
— Думаю, так было: сделали мы с тобой немцам хорошую ловушку. Немцы увидели убитого под шурфом, рассердились, бросились за нами, да и попали в газ. Даже задохнуться не успели. Всех прихлопнули взрывом. Ну, мы, видишь, за перемычкой. Нас не достало.
— Взрыв, извиняйте, с чего?
— Мы, видишь, шахтеры, а они — просто разбойники. Их же фонарики для шахты не рассчитаны. А может, и выстрелили из автомата в газу. Газ на них и зарычал.
Захарченко смотрел напряженным, соображающим взглядом. Потом усы зашевелились, и по щекам побежали хитрые складки.
— Як кажуть, катюзи по заслу́зи.
— По заслугам, по заслугам!
Я подумал: «Почему Петька не возвращается так долго?» И, точно в ответ, из глубины гезенка раздалось:
— У-гу-гу!
Далеко внизу блеснула светлая звездочка.
— Иди смени его, — Александр Иванович тронул мою куртку. — Чья там очередь сейчас? Федосеев с тобой пойдет. И второй… забыл, как фамилия…
— Корж, слесарь, — подсказал негромкий голос.
— Корж? Ну, вот и идите.
Мы полезли в темноте — трое.
Петька сидел, как резиновый истукан.
— Что с тобой. Петя?
— А ничего. Уморился немного.
— Отдыхай, я теперь пойду.
Пока я помогал ему снимать гидрокостюм, Федосеев и Корж ждали метрах в двух повыше. Оттуда доносился свистящий шопот:
— Найдут все-таки здесь немцы. Рано или поздно, появятся. Увидишь — помянешь мое слово.
— Да буде болтать-то! — ответил второй. — Сказано — после взрыва газ.
— Так что ж, что газ? Видел — у них каждый солдат маску в круглой коробке носат? Я знаю!
— Аксенов поболе тебя знает.
— А военные маски для шахты не годятся! — оживившись, крикнул Петька. — Ну, кто там… лезьте сюда ногами! —
