они могут привезти к тебе…
Грустно мне, на сердце как камень лежит. Почему мы опять разлучены, ты опять уехал… Когда пройдет эта неделя, когда я увижу тебя… Скорей приезжай! Анти, милый, ты любишь меня. А у меня что-то есть, не скажу…
Кося, милый, скорей приезжай.
Твоя В.
1917
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
8 августа 1917 г.
Потеряв странность и таинственность, и зная, что открытые мною самим извилины дворца своего ты знаешь также как я сам, тебе скучно теперь и пусто жить ибо всё стало старо и понятно, а потому как старая газета, в которую можно завернуть мусор и выбросить. И это правда так чувствую я и так и ты.
Я не живу прошлым, настоящим, но не живу и будущим. Я ничего не думаю и ни о чем не мечтаю, ибо знаю, когда придет свобода, я буду работать, а что и как, для меня это не важно.
Я люблю тебя, Нагуатта!
Я «там» один много думал и думаю о тебе и всегда от этого люблю еще больше и глубже… Ты мой друг! Мой самый дорогой единственный друг.
Ты уже не только возлюбленная жена.
Ты мне нужна, как нужен я сам себе!
Ты не ты – ты это я!
Так не думай же никогда обо мне без меня, ибо это будет измена самой себе.
Но печаль есть на сердце моем…
Милая, любя меня – люби себя!
Ты должна беречь свое здоровье!
Прости!..
…и ты прости, что я не так нежен с тобой, как прежде, и не отдаюсь тебе так, как когда-то… Но то было любовь прежде всего к женщине, а теперь это любовь к самому себе. Я же не целую себя сам и не пишу себе писем. Но разве это не поцелуи и письма, это будущие мои вещи, разве это не доставляет тебе наслаждение, а, следовательно, и тебе как ласки любовников.
Ведь в этом родилась любовь наша, в этом она и умрет!
Понимаешь ты это, возлюбленная!
Я твой, весь твой!
Я никогда не изменю этому, это конец, смерть! Дальше этого нет ничего…
Я хочу, чтобы ты этому поверила, знала и сама чувствовала то же самое.
А сейчас у меня-тебя пустота.
Я люблю тебя, Нагуатта!
Анти.
8.VIII. 1917
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
19 августа 1917 г.
Высокий каменной забор на покатом <..>, вверху которого в мягкий еще цемент были вставлены обломки стекла… Нельзя перелезть через него… Ворота железные… Мы пошли купаться. Это бывший особняк чей-то, теперь сахарный завод… Дом особняка странный из красного кирпича и серого камня, готический с башнями, цветными стеклами, двухэтажный, мрачный… и запущенный сад с оврагами и река со старой плотиной, где я и купаюсь опять… А на душе также темно и не просвечивают цветные стекла и собаки бродят у старого дома, пусть будет ограда так же неприступна как эта…
И ничего не знаю… Получила ли ты хоть одно письмо и что с тобой, любимая?
Попробуй напиши на адрес: Харьков, Южный пост, канцелярия дежурного для передачи, Санитарный Поезд 1181. Завхоз А. Родченко[29].
Всё еще не знаю, когда дадут теплушки и отправят в Москву. Говорят, что опять завтра узнаешь, т. е. 18 VIII 1917 не знаю.
А.М. Родченко. Москва. 1916
Хочу привезти помидор и цветной капусты.
Знаешь, что тут без книг и красок можно сойти с ума.
У меня голова разрывается на части…
18/VIII. 1917
Утро… Сегодня ночью видел во сне, что спал с тобой. Мне было так хорошо…
Вчера вечером играли вчетвером в преферанс, два брата, я и врач.
Восемь утра, я уже напился чаю и пишу тебе сидя у себя в купе… Не хочется идти в город, но нужно опустить тебе письма.
Я знаю, почему мне снится, как я читал Арцыбашева вчера.
Так очертенело здесь мне.
Как мне хочется целовать тебя…
Милая Варя!
Анти
19/VIII 1917
Харьков, утро
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко
Москва – Санитарный поезд № 1181
16 августа 1917 г.
Анти, сколько безысходной тоски, сколько боли в твоих последних письмах. И жизнь кажется мне похожей на длинный, длинный узкий, темный коридор, по которому надо идти ощупью мимо тысячи запертых дверей и искать, искать открытую дверь, где можно будет отдохнуть с тобой от всех ужасов…
Миллионы способов придумывает злой рок, чтобы найти хоть одно отверстие в нашем сердце и уничтожить нашу любовь…
Ты посмотри, не больше ли в нашей любви печальных часов, не преувеличили ли они силу любви нашей!
Я чувствую, что еще многие испытания выпадут на долю нашу, и знаю, что ты не дашь меня растерзать, когда злобные силы будут нападать…
Не отдавай меня, – я люблю тебя…
Вечная твоя Нагуатта
А.М. Родченко. Эскиз фонаря для кафе «Питтореск». 1917
Глава 2
Опыты для будущего
1917–1921
Всего за один год происходит неожиданное превращение Короля Леандра Огненного в Анти. Именно таким именем называет Степанова в своем дневнике Родченко. Романтик, повелитель мира тайн, грез и черных карликов становится вдруг рационалистом, дотошным исследователем, уходит в холодный мир абстракции и геометрических форм.
Он переезжает в Москву, в марте 1916 года дебютирует на сцене московского авангарда, участвуя в футуристической выставке «Магазин», идет война, его призывают в армию, и почти год он служит заведующим хозяйством санитарного поезда. К весне 1917 года, после Февральской революции, он демобилизуется и участвует в оформлении кафе поэтов «Питтореск» на Кузнецком Мосту, что позже найдет отражение в воспоминаниях о Маяковском, написанных в конце 1930-х годов. В Октябрьской революции 1917 года он видит шансы нового устройства художественной жизни, мечтает устроить коммуну художников в огромном опустевшем доме в Гнездниковском переулке, становится секретарем Молодой федерации профсоюза художников-живописцев (Левой федерации, как ее называли в жизни). Председатель – Владимир Татлин.
Свобода творчества кажется невероятной.
«И в жизни мы, человечество, есть опыты для будущего», – писал Родченко в своем манифесте «изобретателя новых открытий от живописи» – тексте «Все – опыты», представляющем концентрацию его творческого кредо.
Он постоянно борется с искусством в это время. Странно, художник – и вдруг пытается то свести искусство к изобретательству форм, то только к живописному мастерству и развитию техник, то только к конструированию. Он даже заявляет, что «искусство уничтожится необходимостью и комфортом».
Но
