скорее начать опасный путь, покинуть опостылевшую «Каги мару».
В такую пору ясные дни на тихоокеанском побережье редкость, зато туманы почти непрерывны. К полуночи, третьих суток дрейфа белая мгла покрыла море. Шхуна развернулась и, подгоняемая не сильным, но ровным ветром, двигаясь почти бесшумно, взяла курс к советскому берегу. Ни одного звука не раздавалось на палубе. Когда хлопнул парус, Судзуки так зашипел в сторону рулевого, что матрос вздрогнул, начал быстро крутить штурвал.
«Кэптен», штурман и пассажир стояли рядом. Вглядывались в туман. Что ждет там, за белесым пологом? Как бы хотелось каждому из них иметь глаза, проникающие сквозь холодный мрак.
Саша не сомневался в успехе. Иным было настроение Судзуки. Он боялся советских пограничников. Если бы не доллары, не плохие дела для рыбаков, он отказался бы от рискованного промысла.
Часа через два после того, как «Каги мару» повернула, Судзуки послал матроса поглядеть на лаг — сколько пройдено миль. Когда вахтенный вернулся и доложил о результатах, Судзуки удовлетворенно кивнул.
— Твой тащи вещи, скоро шлюпка ехать, — обратился он к Саше.
Спустившись в каюту, Калмыков переоделся. Теперь его белье, носки, туфли, костюм, галстук были только советского производства. На руке советские часы «Победа», в карманах советские разменные монеты. Ни одна мелочь в его облике, повадках, не должна наводить на мысль, что он прибыл из-за рубежа. Те, кто отправлял Калмыкова, детально продумали его снаряжение, постарались не забыть ничего…
Переодевшись, укрепив под рубахой на груди пакет с документами, деньгами, иеговистской литературой, Саша искренне и горячо помолился. Молитва сделала его совсем хладнокровным. Все будет так, как захочет бог, и разве можно сомневаться в бесконечной божьей мудрости!
Взяв акваланг, Калмыков поднялся наверх. Здесь по-прежнему стояла тишина, которую подчеркивало журчание воды за бортом и, временами, легкий скрип блоков. Темные лица моряков были бесстрастны.
Короткая команда «кэптена», — и шхуна чуть изменила курс. Ход судна заметно ускорился, веселее зажурчала за бортом вода.
Судзуки посмотрел на пассажира и, увидев, что молодой человек переоделся, удовлетворенно кивнул.
— Сейчас, — сказал «кэптен».
Вдруг штурман схватил Судзуки за плечо. Оба замерли в напряженных позах, вслушиваясь в голос ветра. Саше показалось, что уши у них сделались острыми, как у собак. Широкие ноздри Судзуки совсем по-собачьи расширились, нюхая воздух.
Калмыков тоже услыхал далекое, слабое, но явственное биение мотора.
— Что это? — спросил у Судзуки.
Вместо ответа «кэптен» повернул к Калмыкову искаженное гримасой лицо и яростно зашипел.
Стук затих, как бы растаяв в туманной мгле ночи.
Тотчас Судзуки коротким лающим голосом отдал несколько приказаний. Рулевой вертел штурвал, матросы выбирали шкоты. «Каги мару» повернула и теперь двигалась в обратном направлении — от берега.
Ничего не понимающий в этих сложных маневрах, Саша удивленно и встревоженно посмотрел на Судзуки. Тот не удостоил пассажира даже взглядом.
Стук мотора возник снова и гораздо ближе, чем раньше. Он был спокойный, уверенный, настойчивый. Теперь не оставалось сомнений, что неизвестное судно идет прямо на «Каги мару». Судзуки и штурман знали: пограничный катер нащупал шхуну локатором, приближается к ней.
Сообразил это и Саша.
Те, кто «воспитывал» Калмыкова в «колледже свободы», в школе «пионеров», не потратили усилий зря. Сделанное ими наложило отпечаток на характер, весь строй души молодого человека, по натуре своей мягкого, доброго. Исковерканная судьба странным образом сплела в нем одинокого сироту, который робко мечтал о счастье, ласке, любви, думал, что несет людям счастье, ласку, любовь… и отлично натасканного тайного агента, которого учили не останавливаться ни перед чем. Что же было сильнее в нем — природные задатки или качества, привитые в «колледже свободы»?..
Сейчас, при звуке настигающей погони, Калмыков стал таким, каким его сделали: хитрым, точным, решительным.
Неожиданно, не сказав никому ни слова, он схватил лежащий на палубе акваланг и швырнул за борт прежде, чем Судзуки успел помешать. Булькнули тяжелые баллоны со сжатым воздухом. Резиновый костюм и все остальное снаряжение отправилось на дно.
— Твоя что? — воскликнул «кэптен». — С ума сошел?!
Быстро догадался:
— Правильно! Если обыск делай буду, акваланг находи, твоя пропадай и наша пропадай.
— А может не заметят, мимо пройдут? — спросил Саша, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Судзуки пожал плечами. По лицу его Калмыков понял: встречи с пограничниками не миновать.
«Не боюсь?» — мысленно спросил себя Саша. Опять, как тогда, на стадионе, вспомнил «большую игру», жестокие тренировки; вспомнил, как в школе «пионеров» стоял навытяжку перед «братом», который изображал советского следователя и кричал на Сашу, а однажды, войдя в азарт, даже ударил; вспомнил речь Кнорра и без колебаний ответил на свой вопрос: «Нет! Не боюсь!» Сердце бьется ровно, мысли четки.
— Дай сюда, быстро! — Саша знаком потребовал у одного из матросов клеенчатый дождевик, чтобы скрыть под ним свой советский костюм. Накинул дождевик на плечи. Теперь одеждой Калмыков не отличался от остального экипажа «Каги мару».
Рокот мотора послышался совсем близко, и вот из туманной темноты появился катер — низкие борта, приподнятый нос, свидетельствующий об отличной мореходности, скошенная назад мачта. На ходовом мостике и у крупнокалиберных пулеметов, нацеленных прямо на шхуну, застыли темные фигуры военных моряков.
— На шхуне! — скомандовал в мегафон зычный, уверенный голос. — Застопорить ход!
Судзуки даже глазом не моргнул, сделал вид, что приказание к нему не относится.
Моряк с катера выкрикнул несколько японских фраз — Саша догадался: повторил требование.
Волей-неволей «кэптену» пришлось подчиниться. «Каги мару» легла в дрейф, неуклюже приседая на океанских волнах.
Катер подошел к шхуне. На «Каги мару» перепрыгнуло несколько пограничников. Рослые, быстрые парни знали дело назубок. Не успел никто из команды «Каги мару» что называется перевести дух, как двое пограничников и третий, который командовал всеми, стояли на мостике рядом с рулевым и «кэптеном». Еще двое заняли посты у ведущих под палубу люков. Даже если бы экипаж шхуны попытался оказать сопротивление, он ничего не смог бы сделать — все ключевые позиции находились под контролем.
— Судовые документы! — коротко потребовал старший из пограничников.
Судзуки стоял с непроницаемым лицом.
— Ага… Не понимает… Или делает вид, что не понимает, — вслух подумал моряк и обратился к одному из своих подчиненных:
— Переведите: пусть предъявит судовые документы.
Матрос бойко заговорил с «кэптеном». Судзуки, не отвечая, ушел в каюту. Вернулся с бумагами, протянул их пограничнику.
Тот прочел. Недоуменно покосился на Сашу.
— Первый раз вижу на японской рыболовной шхуне штурмана-европейца… Странно. Однако бумаги в порядке. Спросите, почему очутился здесь?
Моряк перевел вопрос и ответ Судзуки:
— Говорит, потеряли ориентировку в тумане.
— Тоже странно. Туман начался недавно, а они изрядно приблизились к нашему берегу. Спросите, чем он это объясняет.
— Ничем
